– Не хотите? – с издевательским сочувствием осведомился Кабанов и без перехода рявкнул: – Курс на Пор-де-Пэ! Шкипера сюда!

Рослый мужчина, заросший бородой едва ли не по глаза, шагнул к Командору.

– Если в ближайшие часы я не увижу берегов Гаити, то моя рука устанет и уронит эту штучку, – сообщил ему Кабанов.

– Но мы уже далеко…

– Это ваши веревки. Вот вы на них и болтайтесь. Аркадий, много зарядил?

– Семь пистолетов.

– Возьми, сколько надо, и пройдись к кубрику. Вынеси оттуда все оружие. И у команды отбери.

Командор говорил таким тоном, словно выполнение любого его распоряжения было парой пустяков.

Дух команды был уже сломлен. Окончательно добивая его, Кабанов презрительно бросил матросам:

– И свяжите своего любителя падали. На живую дичь ему ходить не по силам. Можно бы сразу повесить, да я с ним еще потолковать хочу.

И тут Коршуна прорвало. С каким-то утробным звериным воем он выхватил пистолет и направил его на Командора.

Выстрел прозвучал началом погребального салюта. Револьверная пуля ударила незадачливого капитана в правое плечо. Рука немедленно обвисла, а Командор небрежно обронил:

– Куда попадет следующая, говорить не буду. Думаю, догадаешься сам.

Он демонстративно направил чуть дымящийся ствол в лоб Коршуна, а затем перевел его пониже живота.

– Я сказал: связать!

Пока матросы торопливо выполняли приказание, Калинин уверенной походкой проследовал в носовой кубрик.

Оружия там было немного. Небольшая охапка абордажных сабель, топоров и ножей, которые Аркадий принес к ногам Командора в один присест. Потом мужчина прошелся вдоль моряков, освободил их от ненужных опасных предметов и, лишь вновь оказавшись рядом с Кабановым и глядя, как дежурная смена полезла по вантам, сказал по-русски:

– Но до Гаити далеко. Могут понять твой блеф.

– Во-первых, не блеф. А во-вторых, это у вас, в семнадцатом веке, далеко. Я же самолично установил здесь рацию. Войдем в зону приема, и наши проблемы закончены. Или ты думаешь, я так и буду стоять живой статуей?

Приключение взбодрило меня.

Уж не знаю, виновата славянская натура с ее склонностью к терзаниям извечными вопросами бытия или накапливающаяся усталость, но я иногда склонен к приступам черной меланхолии. Обычно на нее не остается времени. Тут же позволил себе чуть расслабиться – и на тебе…

Избитое тело болело, просило отдыха, но дух был бодр. Лишь лампу над погребом держать надоело.

Кое-что стало вставать на свои места. Коршун ни за что не решился бы похитить меня на свой страх и риск. Следовательно, ему пообещали плату заранее. Кто пообещал, можно судить по тому, что курс был на Ямайку.

Не то я недооценил своих бывших пленников, не то они меня переоценили. Я-то собирался в ближайшее время потихоньку сворачивать местные дела да двигать в Европу. Теперь же придется немного задержаться, побеседовать с теми, кому так хотелось меня видеть.

С «Вепрем» нам удалось связаться лишь после полудня, а встреча состоялась ближе к вечеру. Мои ребята спешили изо всех сил. Они сорвались с места почти сразу после первых известий о приключившемся на «Магдалене». Сорвались, даже не догрузив продовольствие и боеприпасы и не докончив ряд мелких работ.

У меня порядком устали руки, когда сразу с обоих бортов к «Магдалене» пристали шлюпки и мои ребята полезли на бригантину с таким видом, словно шли на абордаж.

В первой партии оказались все: от Сорокина и Ширяева до Гранье и Антуана. Пример поведения задал Григорий. Едва вступив на палубу, он от души врезал ближайшему оказавшемуся на пути матросу «Магдалены». Тот полетел на палубу с разбитой мордой, а через секунду такая же судьба постигла практически всех горе-похитителей.

Их нещадно колотили, пинали, и мне пришлось вмешаться, дабы не прирезали их сразу.

Как водится, после пережитого напряжения на меня навалилась усталость. Я выпил большую кружку кофе с ромом или, точнее, рома с кофе, выкурил трубочку, несколько взбодрился и приступил к делам.

Допрос Коршуна не занял много времени. Он лишь подтвердил то, что я знал и так. А именно заказчиком являлся сэр Чарльз, между прочим, в молодости немало набедокуривший в этих водах. Лет двадцать назад достославный Коршун, еще не капитан, принимал участие в некоторых делах британца, да и потом поддерживал с ним связь.

Что приятно порадовало – это сумма, которую предложили за мою скромную персону. За такие деньги было просто грех не объявиться в Кингстоне. Разумеется, не в качестве пленника.

Подготовка заняла мало времени. Мы перегрузили на «Магдалену» десять мортирок, по пять на каждый борт, почти все имевшиеся в нашем распоряжении зажигалки, заменили на ней команду и пустились в путь.

План был ясен, места знакомы, и я даже позволил себе дрыхнуть большую часть ночи.

Юра не сплоховал. Он подвел «Магдалену» к порту в предрассветных сумерках, когда жители и моряки еще досматривали последние сны.