Шрифт:
— Это одна из тайн Петербурга. Может быть, в прошлом веке их вывели обладающие чувством юмора отставные солдаты, которые несли службу в полосатых будках. Может быть, сама природа-мать делает нам подарок, и это нужно заметить, подобрать животное, помочь ему выжить. Я уже год наблюдаю за этим котом, специально хожу на прогулку.
— А вы не пробовали пригласить кота в гости?
— Пробовал, — смутился Шувалов. — Но он не торопится сменить прописку.
Рядом остановится пьяненький мужичок в пыльном ватнике, тоже уставился на кота и стал прислушиваться к разговору. Я оттолкнул пьяного:
— Нечего подслушивать… — и спросил Шувалова: — Не возражаете, если я возьму кота на воспитание?
— Если он пойдет к вам, берите. У него нет хозяина.
— Мой кот! — нахально громко заявил пьяный. — Мы здесь по вечерам гуляем.
Миллион, который я считал своей законной добычей, мог ускользнуть из рук. Кулаки сжались сами собой.
Шувалов удержал меня, предложил пьяному:
— Если он ваш, попробуйте взять.
— Мой, не сомневайтесь! Мурзик, Мурзик, пойдем до дому. Я тебе колбаски закусить дам, молочком запьем. У меня есть, не сомневайся.
Кот продолжал сидеть в величественной позе, не обращая на нас никакого внимания. Пьяный подошел к нему, наклонился, взял на руки, выпрямился и гордо посмотрел на нас:
— Я же говорил, что это — мой Мурзик! А вы — жулье! — Мужичок, чвыкая стоптанными валенками, пошел к домам, до которых было метров триста. Пронырливый пьяница уносил мою законную добычу! Я хотел ринуться вслед, но Шувалов взял меня за руку:
— Подождите, по-моему, кот здесь не один.
Я оглянулся, но никого не увидел. Шувалов же смотрел вниз. За оградой в кустиках что-то шевельнулось и послышалось тоненькое:
— Мя-я-у… Мя-я-у…
Кот на руках человека сердито завозился, зашипел.
— Тихо, Мурзик, сиди тихо, — пьяный сильнее прижал к себе животное.
— Мя-я-у… — вновь донеслось из кустов.
В свете фонаря мы увидели, что хвост кота предупреждающе бился из стороны в сторону. Но захмелевший налетчик не понимал звериного языка. Тогда кот взъерошил шерсть, взвыл, плюнул на вагник и вдруг растопыренной пятерней, выпустив страшные когти, хватил пьяного по лицу — раз, другой, третий…
— А-а-а-а! — взвыл бедняга и разжав руки. Сделав три прыжка, кот исчез в кустах. Мужчина потрогал лицо, увидел кровь на ладони и мигом протрезвел. — Вы что?! Распустили диких зверей, к дому не пройти! Еще немного, и горло бы мне зверюга порвал, а мои глаза? Милиция, караул! — промокнул лицо рукавом ватника и затрусил к дому.
— Видите, — удивленно покачал головой Шувалов. — Кот с необычным поведением. Это могло случиться и с вами.
«Прекрасно, — подумал я. — Мой миллион сторожить не надо. Голыми руками его не возьмешь. Пусть погуляет немного», — и проводил Шувалова до проспекта Стачек. Сам же торопливо вернулся домой.
Я не скрыл от Грая знакомства со Шлагбаумом.
— Зачем он тебе? — добродушно поинтересовался шеф.
Я ему напомнил, что крестьяне всегда кормились от скотины. Корову или поросенка здесь, в особняке, держать негде. А д ля кошки места вполне хватит. Можно даже поселить в моей комнате — кота и кошку — получится маленький питомник. Если детективное агентство прогорит, станем продавать котят и этим прокормимся.
— Главная драма в жизни человека, — вздохнул Грай, — это схватка человека со своей судьбой.
— Вы это к чему клоните?
— Крестьянская ты душа. Все еще не оставляешь мечту накопить денег и вернуться в деревню?
Я не знал, что ответить. Деревня моя тверская как-то уходила вдаль, зарастала оконной изморозью. А новая жизнь сыщика-детектива захватывала все больше.
— Я все еще на перепутье, — признался Граю.
— А если на перепутье — отдай этого Шлагбаума Надежде. Ты упустил ее кота — компенсируй потерю. Она подумает — хоть и никудышный Виктор сыщик, но человек благородный.
— Нет, — заявил я твердо. — Шлагбаум — мой единственный друг, это я сейчас понял. Друга я не отдам.
* * *
В четверг, в начале одиннадцатого, я вышел из дома размять ноги и пригласил с собой Елисея. Кот, действительно, не имел склонности к бродяжничеству, и не следовало опасаться, что удерет.
По соседству с нами, в полуподвале старого с колоннами дома, открыли большее кафе — шесть каменных ступенек вниз. Готовили там вкусно — ароматы подливок, вырываясь из открытых дверей, волновали прохожих. И, как я вскоре заметил, не только людей.