Жизнь в доме бабушки была просто невыносимой, и не только из-за маминой сестры, а еще из-за её троих детей, которые откровенно старались делать неприятности для Мамы и Моники, чувствуя свою безнаказанность и постоянно вызывая их на грубость.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, но однажды к ним пришла какая-то женщина. Назвалась уполномоченным по медицинской части и пришла вроде бы по чьему-то заявлению. Искала семью Черновицких, прибывших из Черновцов. Это была фамилия бабушки, девичья фамилия мамы и самой Моники. Фамилия отца Моники была Кляйн, но мама оставалась всегда на фамилии Черновицкая, а Моника – взяла фамилию мамы. Когда Моника вышла к женщине, та сказала вслух, что есть информация, что в этом доме поселилась больная женщина, и её послали выяснить так ли это, и, если это подтвердится, то больную надо будет срочно госпитализировать. Пусть они её приготовят, а завтра –приедет машина и завезет её в тубдиспансер на обследование. А потом тихонько добавила: «Ты –Моника? – Тебе передавал привет один твой знакомый. Вот тебе адрес, здесь, в Проскурове. Постарайся запомнить его, а бумажку – уничтожь. По тому адресу тебя будут ждать каждую пятницу, в одиннадцать часов утра. Кстати, пятница – послезавтра. А маму твою завтра отвезут в больницу. Ждите машину. Никаких других действий – не предпринимать. Все будет определено, как надо, и когда надо. Прощай». – проговорила она и – ушла.

На вопрос бабушки – кто это приходил, Моника сказала, что был человек из больницы. Кто-то им сообщил, что в этом доме поселилась больная женщина и её надо обследовать. Завтра обещали прислать машину и отвезти маму в туберкулезную больницу.

Бабушка зло усмехнулась: «Вот гадюка!», но не сказала, о ком это она так думает. Просто ушла.

На другой день, действительно приехала «скорая помощь», Моника, вместе с мамой, поехала в туберкулезную больницу. Маму там осмотрели и поместили в палату на лечение. На вопрос Моники – о состоянии мамы, доктор прямо сказал: «Дела у неё очень плохи. Болезнь не просто запущена, болезнь практически уже убила её. Счет пойдет буквально на дни…. Хотя – кто его знает, но состояние её более чем плохое».

Через день была пятница. Моника вышла пораньше из дому, чтобы к одиннадцати часам найти указанное ей место встречи с посланцем от Отто. К своему удивлению, она обнаружила, что это – обычная деревянная будка с нарисованным на дверях женским сапогом. Когда она вошла, то увидела внутри одного мужчину, средних лет, расположившегося на плетеном низком стуле, и пришивающего голенище к передку женского сапога. Моника поздоровалась, сапожник кивнул в ответ и спросил: « Шо у вас случилось?». Наверняка, он имел в виду – что случилось с её обувью. «Я –из Черновцов», – выговорила Моника, не понимая, куда и зачем она пришла. Но, – мужчина отложил в сторону недошитый сапог, и уточнил: « Цэ ваша мама дуже хворае?». Моника рассказала, что маму сегодня завезли в больницу, а она – теперь одна, среди чужих людей, совсем растерялась и не знает, что дальше делать. Сапожник выслушал её и сказал: «У нас с тобой сейчас очень мало времени, скоро должны подойти заказчики, нежелательно, чтобы они тебя здесь увидели, поэтому слушай внимательно. Вот тебе конверт, там деньги, на первый случай. На тебя пришел приказ о привлечении к работе. Настоящей работе. Маме, ты сама, вряд ли чем поможешь, этим займутся другие. Как можно скорее поезжай в Винницу. Найдешь там областной отдел народного образования. Там есть отдел кадров. Подойдешь к его начальнику. Зовут его Яков Яковлевич. Скажешь ему то, что сказала мне:«Я из Черновцов». Дальше он будет с тобой заниматься или сам, или через кого-то. Ни к кому другому не подходи, кроме него. До свидания. Я тебя не видел, ты меня тоже. Да, и к маме больше не ходи, чтобы не подхватить там какую-нибудь заразу перед отъездом…».

Моника вышла из сапожной будки, пришла домой, быстро собрала свои вещи в чемодан, и прежде, чем уйти, зашла к бабушке. Рассказала, что к маме её больше не пускают. Карантин там какой-то. А ещё она была в поисках работы, в местном отделе народного образования, ей дали совет поехать в соседнюю Винницу, вроде бы там есть вакансии учителей немецкого языка. Сказала, что она сегодня туда поедет, а потом, если устроится, – сразу сообщит, ну, а если нет, – то вернется обратно и будет искать что-то здесь. Бабушка благословила её, и Моника отправилась поездом в Винницу.

В Виннице, она быстро нашла отдел народного образования и была принята начальником управления кадров. Тот посмотрел её документы, диплом об окончания педагогического училища и свидетельство от нотариальной школы (оба на украинском языке), остался доволен. Ничего не спрашивал, видимо – ему уже все было известно о ней из других источников. Он также ничего не сказал о каком-либо задании для Моники – просто заявил, что ей предлагается пойти на работу в местное педагогическое училище, но не преподавателем, а пока- в отдел кадров. Так как она новичок в этом деле, ей представится возможность в течение недели попрактиковаться, здесь, в отделе кадров областного отдела, а потом уже отправиться в училище. Руководство училища будет заранее оповещено о том, что она придет к ним на работу.

Начальник послал Монику к коменданту ОБЛОНО, с тем, чтобы он поселил её на неделю в Дом для приезжих, расположенный недалеко от этого здания. А, когда она пойдет на работу в училище, – там, на месте, уже определятся, куда её поселить. Больше он Монике не сказал ничего, все было – только в пределах её трудоустройства.

Проработав неделю с опытными кадровиками областного отдела, Моника узнала множество возможно и простых, но просто неизвестных для неё, практических нюансов кадровой работы, тем более в специфической отрасли – Образования. Узнала много такого, что ей уже было не стыдно появиться на работу с кадрами в педагогическом училище.

В училище её приняли хорошо, с пониманием, как-никак не сама пришла, а по направлению из областного отдела. Она быстро освоилась с текущими вопросами по учету и движению кадров, навела порядок там, где возникли проблемы, вызванные частыми отсутствиями бывшего кадровика на работе, по причине часто болеющих малолетних детей, да и её самой. Моника, с её удивительно красивым почерком, часто оказывала отдельные услуги другим отделам училища –секретариату, общему, юридическому и другим отделам. Это поднимало её авторитет в глазах не только руководства училища, но и многих людей, которые пересекались с ней по работе. Жила она сама, вне работы практически ни с кем не общалась, но не чувствовала себя чужой, как в Черновцах или в Проскурове. И, все-таки, в глубине души, – она не чувствовала настоящего удовлетворения от жизни. Все получалось наоборот, – чем больше жизнь поворачивалась к ней лицом, относилась с ней добрее и лучше, тем больше Моника её (эту жизнь) ненавидела. Естественно, ненавидела и людей, живущих этой жизнью и радующихся ею. Заполнивший её, стереотип мышления, что советская власть и Россия – это – Зло, а все русские и их сторонники, для неё – Враги, особенно после тех счастливых мгновений общения с настоящим «немцем» – Отто, и целенаправленных занятий в разведшколе, стал постоянным генератором этой внутренней ненависти.

Да, она поняла, что о ней не забыли, но её энергичная натура требовала выхода, требовала конкретных действий. Но, так как указаний от её «хозяев», не поступало, то она просто усердно работала на благо этой «вражеской» для неё страны, или «стороны», так она считала её для себя.

Моника была включена в состав постоянно действующей приемной комиссии училища, на правах её секретаря, скорее даже руководителя, так как председатель, чаще появлялся тогда, когда надо было что-то серьезное решить или подписать, а текущая работа комиссии – была за ней .