Плачущая женщина раскачивалась туда-сюда, по лицу и молчаливо раскрытому рту стекал дождь. Ужас камнем упал мне в живот, когда я осознал – она горюет не только о потере мужа, но и о том, что я делаю.

Императрица снова заговорила.

– Она хочет провести похоронный обряд, – сказал за нее Тор. – Она хочет омыть тело мужа и положить, она хочет…

– Но… Но его душа будет бродить неприкаянной!

– Пусть так. Мертвые мертвы. Живым надо оплакивать их на свой лад, ведь это они остались здесь.

Мои окровавленные кулаки сжимались и разжимались, каждый сустав болел. Таков был наш обычай. Так мы освобождали души, чтобы они могли переродиться. Но как мне объяснить, что застрявшие здесь души цепляются к тем, кто остался?

Императрица подняла брови, ожидая, рискну ли я продолжить.

Я не пошевелился, и Тор огласил ее приговор.

– Вы приходите на нашу землю и убиваете наших людей. Вы уродуете их тела, просили они вас о том или нет. И после всех этих ужасов вы смеете называть это честью? Положи нож. Сейчас же.

Скакать за шелковым ящиком госпожи Сичи было раздражающе скучно. Ее носильщики двигались чуть медленнее привычного шага Итагая, и ему приходилось постоянно останавливаться и ждать. Птафа, ехавший рядом со мной, похоже, не слишком страдал, а два Клинка впереди пытались задавать носильщикам темп побыстрее, но не преуспели. Рядом с шелковым ящиком ехала Нуру, единственная седельная девчонка Торинов, научившаяся кисианскому – не у чилтейских коммандеров, как прочие, а общаясь с рабынями в лагерях. Я не понимала, что она говорит, но она постоянно болтала с невидимой дамой, будто с подружкой.

Может, я бы легче переносила это медленное путешествие, если бы не Лео Виллиус, чье имя вечно присутствовало в разговорах. Как и госпожа Сичи, он ехал в Когахейру в окружении левантийцев, но я до конца не понимала, кого мы защищаем – его или себя.

Нужно было убить его, как только он шагнул в ворота, но священник самого высокого ранга предложил себя Гидеону в заложники, сказав, что такова воля его бога, и Гидеон согласился. Воткнув нож в плоть Лео один раз, он, похоже, не хотел повторять это снова. Какова бы ни была причина, но Лео Виллиуса добавили к моим обязанностям, и каждый раз, оглядываясь назад, я вспоминала, как некогда его охранял Рах и в итоге сбился с пути.

Я смотрела прямо вперед, игнорируя жжение в затылке.

– Птафа, ты помнишь кукольные представления, которые давали миссионеры в нашем детстве?

Он склонил голову набок.

– Смутно, капитан. А что?

– Они рассказывали истории из своей священной книги, за много лет до того, как все пошло наперекосяк. Была там одна история о том, как бог возвращал человека из мертвых. – Я подавила желание посмотреть на Лео. – И с каждым возвращением все больше людей верили, что тот человек особенный, избранный, и наконец вера стала так сильна, что он превратился в бога. Помнишь ее?

Птафа покачал головой, но я помнила кукол очень живо. Я забыла миссионеров, забыла детей, с которыми смотрела представление, но вот куклы… Возрожденный – Вен? Вент? Вельд? – носил безликую маску, которая вроде бы обозначала его принадлежность к священникам, но кусочки обсидиана вместо глаз выглядели такими реальными, так опасно блестели, высекая предупреждение на моей душе. Кукла, которая раз за разом убивала избранного, была грубая, грязная и покрытая мехом, будто застряла где-то между человеком и медведем, а бога представлял красиво расписанный бумажный фонарь. Такой же фонарь поменьше в конце прикрепили к голове возрожденного, после того как он вернулся достаточное количество раз, чтобы самому стать богом, исполненным силы избавить свою родину от всех, кто пришел завоевать ее.

– Там были жуткие куклы, – сказала я. – Страшнее, чем обычно, с… обсидиановыми глазами, в белых-пребелых одеяниях. Интересно, как они сохраняли белизну в степях.

Похоже, Птафа не имел мнения по этому вопросу и ничего не ответил. Я почесала затылок, ощущая присутствие Лео позади нас.

– Думаешь, он правда восстал из мертвых?

Неразговорчивый Клинок пожал плечами.

– Мы верим в перерождение.

– Души, не тела. И только если душу подобающим образом освободят для богов.

Лео Виллиус такой чести не удостоился.

– Наверное.

Я сдалась и отважилась оглянуться. Лео ехал в окружении восьми моих Клинков. Он встретился со мной взглядом, глаза мерцали сквозь прорези маски. Я подавила дрожь и отвернулась, пообещав себе никогда не оборачиваться снова.

Во второй половине дня сквозь дождь и туман на горизонте показалось темное пятно Когахейры. Моего воображения не хватало, чтобы предвидеть размер города, армии и даже интенсивность дождей, и мое представление о Когахейре оказалось до смешного неверным. Намного меньше обеих столиц, город все же был больше всего, что мы видели. Сердцевину из теснившихся друг к другу домов окружали огороженные стенами поместья. Каждое из них само по себе было небольшим городом, с громадным главным зданием и флотилией домов поменьше, зажатых в оберегающем круге стен.