Сформулированный таким образом неписаный редакторский закон можно было бы принять за шутку, если бы он не обернулся ко мне своей драматической стороною.

...В силу "закона Пекелиса" остались неопубликованными полностью "Заметки к Павловскому учению о слове", да и частичные публикации в "Вопросах литературы" и в сборнике "С Востока - свет!" появились благодаря вмешательству Центрального Комитета КПСС.

Особенный урон нанес "закон Пекелиса" моей работе в области научно-художественной литературы.

Я привязался до конца жизни к биографическому жанру главным образом потому, что он не только требует самостоятельного мышления, но и дает возможность высказывать свои мысли, собственный взгляд на вещи. Конечно, разговаривая от лица своего героя, точнее - разговаривая за него, я отказался от своего авторства, но иначе мои мысли, мои взгляды никогда не увидели бы света.

Возможность думать за своего героя, высказывать свое отношение к нему, раскрывать "те пути, которыми шли великие умы человечества для уяснения истины", я назвал счастливыми трудностями жанра. Они-то и определяли для меня выбор темы, выбор имени.

Уже в первой своей книге "Рудольф Дизель" я обращал внимание читателей на высокое состояние русской техники и передовой ее характер, хотя бы только в области дизелестроения. Позднее эта тема была широко разработана в "Русских инженерах". Но "Дизель" был конфискован и весь тираж уничтожен: непривычное у русских авторов восхваление русской науки и техники было посчитано за "восхваление капитализма". В "Русских инженерах" даже при повторном издании редактор книги В. Д. Пекелис повычеркивал "все сомнительное", не отвечавшее традиционным представлениям об отсталости русской науки и техники...

За "Дизеля" вступился Г. М. Кржижановский, и книга была трижды переиздаваема. Руководство "Молодой гвардии" восстановило текст первого издания в "Русских инженерах". Но моя аргументация в пользу того, что А. М. Бутлеров не был спиритом, а его увлечение явлениями медиумизма было только "случайностью", сопровождающей все великие открытия, не было принято, к полному моему недоумению. Правда, впоследствии при работе над книгой о Зинине, учителе и друге Бутлерова, мне удалось высказать свою точку зрения и назвать Бутлерова предшественником Эйнштейна в учении об эквивалентности массы и энергии. Но в моих книгах о самом Бутлерове до сих пор распоряжается "закон Пекелиса".

Более или менее основательно высказаны мои мысли о закономерности случайностей ("Зинин", "Создатели двигателей"), о далеких связях ("Чаплыгин"), о новом начале в мире ("Вернадский"), о национальном характере русской науки и техники ("Вернадский", "Русские инженеры"). Однако собранные в книгу "Воспитание таланта" ("Далекие связи") они лежат под гнетом "закона Пекелиса".

Мне кажется, что все эти мысли и рассуждения вполне отвечают замечанию, сделанному В. И. Лениным по поводу Гегелевой "Науки логики". Владимир Ильич писал: "Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники".

Мои мысли, доводы и заключения в книгах, посвященных жизни и деятельности замечательных людей, естественно, приписываются источникам, которыми я пользовался в своей работе. Мое авторство остается скрытым. Даже А. П. Виноградов, ученик В. И. Вернадского, говоря о моей книге, заключил:

– Конечно, надо бы больше сказать о нем как о геохимике. Но тут уж виноваты не вы, конечно, а ваши информаторы!

Но, выдвигая на первое место космические и биохимические идеи Вернадского, его учение о ноосфере и геологической деятельности человека, я следовал как раз не моим информаторам, а лишь собственному критическому уму. Ученики Вернадского, в том числе и А. П. Виноградов, биогеохимические идеи учителя считали заумными, и К. А. Ненадкевич прямо твердил мне:

– Нет никакой геохимии и биогеохимии... Есть одна химия!

Впрочем, более прозорливые редакторы и критики догадывались о моем вмешательстве в жизнь и творчество героев моих книг.

Редактор моей книги "С Востока - свет!" Михаил Антонович Зубков, получив прочитанную мной корректуру, вызвал меня к телефону, чтобы сказать:

– Спасибо за вставку о Гоголе!

Вставка была сделана в дискуссии Бутлерова с Н. П. Вагнером о художественном творчестве и принципах художественного обобщения. Говорил за обоих я сам, представляя от их имени основы моей эстетической системы, построенной на основах Павловского учения об условных рефлексах. Вставка оказалась, действительно, очень удачной, авторство мое - установленным.

Не трудно установить, конечно, мое авторство и в других случаях, ибо в каком бы жанре ни работал писатель, он, в сущности, рассказывая о других, говорит о самом себе.

Для авторского самолюбия важнее, когда его произведение; отдельная мысль, выражение действуют сами собой, независимо от того, кому они принадлежат.

На первый взгляд может показаться и кажется, что "закон Пекелиса" стоит на страже марксизма-ленинизма, предохраняет от идеологических ошибок, борется с враждебной нашему строю идеологией. Но на деле получается так, что он борется со всем новым, хотя бы не только вредным, но и прямо полезным для развития тех или иных, высказанных основоположниками марксизма-ленинизма идей.