Шрифт:
– Фигня! – сказал Стас и въехал в туман.
Рома с Ильёй переглянулись. Им совсем не хотелось переломать ноги. Стас исчез, в наступившей тишине было слышно, как гремят об асфальт его ролики. Вдруг громыхание прекратилось. Через секунду улица огласилась воплем:
– А-а-а-а!!! Мама!!!
Стас, как ошпаренный, вылетел из тумана, пронёсся мимо друзей, чуть не сбив их с ног, и не останавливаясь, покатил по улице. Рома и Илья решили не выяснять, что его так испугало, и рванули за ним. От усталости не осталось и следа.
Догнать Стаса удалось только за Большой Московской.
– Чё?! – спросил Рома.
– Там медведь был! Настоящий! Клыки – во!
– Ещё скажи – слон! – не поверил Илья.
– Сам ты слон! Посмотрел бы я на тебя, если бы ты нос к носу с медведем столкнулся, – надулся Стас. Впрочем, ему и самому уже стало казаться, что зверь просто померещился.
Домой роллеры покатили всё-таки в объезд.
Медведи тем временем продолжали свой путь.
– Косолапый, зачем напугал парнишку?
– Я не пугал. Я ему улыбнулся.
– Этакое рыло!
– Ладно, ладно. Всё равно мальчонка к утру всё забудет.
– Шу, смотри. Вон они. Свернули направо. Вон уже и Фонтанку видать. Давай, поднажми, старая телега!
– Мне страшно.
– Не говори ерунды, ты же лев.
– Ну и что?
– Львам не бывает страшно. Львам бывает не по себе.
– Не по себе мне бывает, когда я вижу тяжело больных людей. А сейчас мне страшно.
– Чего ты боишься?
– Не чего, а кого. Боюсь здоровых людей. Пьяных боюсь. Боюсь, что меня обидят, накричат, пнут ногой.
– У тебя больное воображение. Ты же лев! Львов не могут просто так, за здорово живёшь, пнуть ногой.
– Мне грустно. Столько несчастий, болезней вокруг.
– Надо спешить. Мосты разведут. Их свели всего на пятнадцать минут.
– Что толку от нас? Мы никому не можем помочь.
– Мы охраняем. Мы сторожим. Мы – Стражи.
– Люди болеют и умирают. А здоровые – жестоки и равнодушны. Мы не можем их охранять от них самих.
– Слушай. На эту тему лучше поговорить со львами-философами. Они всё объяснят. Про равновесие добра и зла в мире.
– Что это за крик? Какой радостный! Чему радоваться ночью?
– Тому, что родился. Здесь же Родильный дом, забыл, что ли? Родился новый человек. В самую короткую ночь года.
– Здорово! У нас никто не рождается. Только умирают.
– Неправда. И выздоравливают. Помнишь, позавчера старушка выписалась? Её с цветами встречали. Ну что ты ноешь? Видишь, мы уже на набережной. Скорей, через Дворцовый!
– Эй, Покровские, привет! – сверху что-то скользнуло и огромной тенью спланировало вниз.
– Привет, Орёл!
– Ребята! Вы опоздали. Мосты развели.
– Я так и знал. Мне страшно. Я не умею плавать.
– Я вас перенесу. Вы – маленькие, лёгкие. Только по очереди. Одного, потом второго.
– Мне страшно. Стра-а-а…
Орёл не стал выслушивать бесполезное нытьё. Он крепко сжал в сильных лапах тело маленького (никак не больше бульдога) льва и взлетел. Через пару минут маленький лев стоял, покачиваясь, на гранитном парапете Дворцовой набережной. От быстрого полёта у него закружилась голова.
– Стра-а-а…
Не успел он как следует до дрожать, как рядом опустился его брат-близнец.
– До скорой встречи, Покровские. Торопитесь.
Орёл взмыл вверх и исчез в туманной дымке.
Два маленьких льва, неизвестно зачем много лет назад поставленные в саду Покровской больницы, заспешили. Оба чувствовали, что с каждой секундой силы их увеличиваются. Лапы напружинились, шеи окрепли, гривы разгладились и распушились. С огромной скоростью львы неслись вдоль Невы, напоминая гончих псов.
Глава IV
Церемония
Василиса вошла в сад вслед за Елисеем, и за её спиной тут же сомкнулась стена тумана. Деревья стояли неподвижно, среди ветвей кое-где просвечивало небо. За чёрным силуэтом вазы серебрился пруд, у дальнего берега сгрудились большие белые птицы, они встревожено хлопали крыльями и мотали головами на длинных шеях.