Итак, в субботу, кроме Ксюши и кошки Пуси, дома не было никого. Здесь нужно сделать отступление, потому что Пуся была не из тех кошек, которую можно просто мимоходом упомянуть. Белый меховой ком ангорской породы, с медовыми глазищами, мокрым носом и шрамом на подбородке (последствие неудачной охоты на голубя, который упорхнул с подоконника, а Пуся вылетела вслед за ним) являлся одновременно и всеобщим любимцем, и домашним террористом. Количество съеденных кошкой комнатных растений недавно перевалило за дюжину.

По выходным Пуся любила просыпаться пораньше и орать под дверью. Кчленам семьи относилась по-хозяйски, «что моё – то моё». Чужих вниманием не баловала, никогда ни к кому не ластилась и терпеть не могла выражение «ути-пуси». Но всё это ей прощалось за красоту и грацию, за редкое удовольствие услышать добродушное урчание, за то, что во время самой пустяшной простуды она становилась и сиделкой, и грелкой, и подушкой. В общем, за то, что она была кошкой.

Как раз сейчас Пуся развалилась на Ксюшином столе и лизала лапу. А Ксюша уже два часа пыталась придумать иллюстрацию к роману «Собор Парижской богоматери». Эту работу в числе двадцати других задал на лето преподаватель живописи. Персонажи романа Ксюше нисколько не нравились, да к тому же она знала, что половина девочек из группы изобразит танцующую Эсмеральду, а половина мальчиков – уродского Квазимодо. Люди у Ксюши получались не очень хорошо: с руками, которыми запросто можно было обнять слона, слишком маленькими головами и ногами, способными сгибаться в четырёх местах. Зато животные, птицы и рыбы на её рисунках казались живыми, настолько точно схватывала она контуры и характерные черты. Всякие немыслимые чудища тоже удавались ей хорошо. Когда-то она даже заняла первое место в конкурсе детских рисунков «Мой Змей-Горыныч».

Сегодня, как назло, работа не спорилась. Может быть, виной тому было яркое солнце.

Задребезжал звонок. Ксюша отложила карандаш и вместе с Пу-сей (та считала своим долгом всякий раз проверять, кто это вдруг заявился) побежала к дверям. Прежде чем открыть, она, конечно, посмотрела в глазок и увидела своего приятеля Петруху, который по обыкновению корчил зверскую рожу. Ксюша засмеялась и, поворачивая ключ, вспомнила день, когда папа ввинтил глазок. Они с Петрухой тогда целый час смотрели через стеклянный кружок друг на друга и так смеялись, что потом у них болели щёки.

– Хай! – сказал Петруха и вошёл. – Как дела?

– Нормально. Рисую.

– A-а… А где твои?

– На работе. А ты не уехал на дачу?

– Неа. Чего там делать? Опять заставят полоть или воду таскать. Скукотища! Мама поехала. Что рисуешь?

– Иллюстрацию к «Собору Парижской богоматери». Задание по живописи.

– А, знаю, мультик такой есть.

– Мультик! Это роман Виктора Гюго. Ты, естественно, не читал…

– Естественно. А почему ты сейчас-то рисуешь? Ещё ведь только июнь, а в школу – в сентябре. Вот какая ты… заучка.

Ксюша терпеть не могла, когда он её так называл.

– А ты-то! Не знаешь, кто такой Гюго! Серость непролазная! Вам что, на лето ничего не задали?

– Задали, конечно. Угадай с трёх раз что.

– Читать жирный список книг, да?

– Угу… Угадай, зачем я пришёл.

– A-а, чтобы я опять рисовала тебе комиксы! Нет уж, второй раз это не пройдёт!

– Ну, Ксюха, ты чего, тогда ведь сделала!

– Тогда ты болел.

– А я и сейчас болен. «Я очень, очень болен. Мне поможет только клубничное варенье».

– Хе! Ты же знаешь, у нас никакого варенья нет, мама его в жизни не варила.

– Если ты нарисуешь мне этого… Дубровского, я принесу тебе банку, не, две банки варенья.

Конечно, варенье Петрухиной мамы – это чудо, а не варенье. Но культурное просвещение важнее!

– Балда! Пушкина читать надо. Для общего развития.

– Бе-бе-бе! – Петруха дёрнул подругу за хвостик. Ксюша терпеть не могла, когда её дергали за хвостик. Детский сад какой-то!

– Это самое… в магазин пойдёшь? Мне тут велели ванилин купить. Ты должна знать, где его продают. Это ведь краска такая, да?

Ксюша рассмеялась.

– Серость беспробудная! Ладно… Всё равно мороженого хочется. Подожди, я только сумку возьму.

На улице было жарко и пыльно. Собаки лежали с высунутыми языками, бабки сидели, сняв шерстяные платки, обмахивались газетами.

Ксюша увидела пустую банку из-под лимонада, кажется, папа его недавно рекламировал, и стала её пинать. Лимонад был ужасный! Ксюша ударила по банке ногой со всей силы, та отлетела и вдруг врезалась в чьи-то остроносые босоножки со стразами. «О, нет!» – подумала Ксюша. Перед ней стоял дракон о трёх головах – Заревская-Пряжкина-Таранова – сокращённо ЗПТ, божьей немилостью в этом году переведённые в 5-й «Б». Они почему-то невзлюбили Ксюшу и постоянно старались ей напакостить.

– Кого я вижу! – очень противным голосом сказала Пряжкина.

– Это же наша Замазка! Со своим женишком. Сладкая парочка! – и они гадко засмеялись.

– Посмотрите, какие у нас модные джинсы! Последний писк! – ядовито заметила Таранова.

Ксюша, делая вид, что никаких ЗПТ не существует, пошла дальше. Петруха весь набычился и покраснел, но тоже молча двинулся следом.

– Предлагаю подарить ей суперстойкую помаду на первое сентября, – вдогонку сказала Заревская.

– Зачем? Она не знает, как ею пользоваться! Ха-ха-ха!!! – и они опять рассмеялись хором, будто по отдельности не умели.