Отец и сын оттеснили Персефону и принялись обсуждать варварскую орду, с ужасающей скоростью мчащуюся по Элладе и избегающую как городов, так и армий эллинов. Орду, вступающую в бой только по необходимости, но разносящую любого противника в пух и прах. Орду, возглавляемую страшным северным колдуном.

— Не похоже, чтобы они хотели нас осадить, — вполголоса сказала царица.

— Молчи, женщина, что ты понимаешь, — отмахнулся Пейрифой. — Поставим заслон из копейщиков…

— Сам молчи, идиот, — бросила царица. — Говорю, они не хотят нас осаждать. Они хотят захватить нас, пройти по нашей стране огнем и мечом и сравнять наш дворец с землей.

— С чего ты взяла, — огрызнулся муж, и Персефона, мрачно усмехнувшись, показала куда-то ему за спину. — Смотри, они уже идут.

Пейрифой с Загреем обернулись в поисках варваров, но ничего не увидели.

— Не туда смотришь, — сказала царица. — Смотри на небо. Видишь, там тучи? Они доползут до дворца и засыплют его снегом, а по этому снегу проскачет орда варваров.

«Очнись, дочка, очнись»

— Скажи, Пейрифой, твои воины привыкли сражаться по колено в снегу? Скоро снег обагрится их кровью. И во дворец хлынет орда варваров.

«Очнись, ты нужна нам…»

— И от дворца ничего не останется.

— Хватит каркать! — оборвал её Пейрифой. — Пока ты говорила, варвары пошли на приступ! Загрей, останься с матерью, а я пойду, соберу войско и преподам им урок!

***

Войско лапифского царя нужно было не собирать, а откапывать. Пушистый, белый, воздушный снег валил белыми хлопьями, засыпая все на своем пути. Город тонул в снегу. Дворец тоже тонул — весь, целиком, вместе с войнами, слугами, подданными. Снег поглотил Пейрифоя, держались только Персефона и Загрей. Все остальные уже сдались, отдались на милость стихии и были сожраны ею. Сдались и лапифы, и варвары, прежде наступавшие тёмной лавиной — все они оказались под снегом. И только повелевавший снегом колдун шел по глубоким сугробам, не отрывая взгляда огненных глаз от дворца, и страшная тень струилась в его волосах.

— Я не знаю, кто это, — в какой-то момент прошептала Персефона, — но он преследовал меня ещё со времен моей свадьбы. Все звал куда-то. Не знаю, куда. А теперь он идет, и мне страшно.

— Не бойся, мама, — сказал Загрей. — Я знаю, кто это, и как с ним бороться, и я не отдам тебя. Ты останешься здесь. Навсегда.

Персефона протянула руку, погладила сына по волосам:

— Ты мой герой! Будь осторожен. Этот колдун может быть опаснее, чем мы думаем. Я хотя бы видела его раньше, а ты — нет. Последний раз он вылезал из теней, когда тебя ещё и на свете не было.

— Ты ошибаешься, мама, — усмехнулся Загрей. — Я был всегда. И этот тип всегда мне мешал.

Он набрал полные легкие воздуха и дунул в сторону карабкающегося по снежной горе колдуна. Тот, кувыркаясь, полётел вниз, но тут же затормозил, отряхнул от снега длинные, отделанные мехом одежды и снова полез вверх.

Оглядевшись, Персефона обнаружила, что дворца нет и в помине, и они с Загреем стоят на вершине снежной горы, а страшный колдун медленно, но неотвратимо подбирается к ним. И вся Эллада, весь мир невообразимым образом сжался и одновременно расширился до этой горы, и больше в мире ничего и никого.

— Нет, сынок, ты не прав, — непонятно почему начала спорить Персефона. — Я первый раз увидела этого колдуна во время своей свадьбы, а тебя там не было.

— Потому, что я сам был твоей свадьбой, — ласково сказал Загрей. — И я не дал ему воплотиться в человеческом облике. Только в форме огня и теней. Это потом, когда ты пожелала, чтобы я родился, он стал похож на человека и смог применить свои… шаманские силы. Рождение ослабило меня, и я ускорял время как мог, чтобы стать зрелым мужем до того, как он нападет. Чтобы успеть.

— Успеть что? — не поняла Персефона.

— Сож… — начал Загрей.

— Да о чем ты вообще разговариваешь с этой хренотенью? — завопил снизу колдун, он преодолел уже две трети пути. — Ты что, не видишь, это даже не человек!

— Минуточку! — возмутилась Персефона. — Это мой сын! А ты вообще кто такой?

— Я твой сын, твоё начало и твой конец. Я тёмная сторона… — начал объяснять Загрей, но колдун его снова перебил.

— А я отец твоей дочери! — завопил он. — И нам с Макарией не нравится, что ты сидишь в своей голове и не хочешь выходить!

— А зачем тебе выходить? — сказал Загрей. — Давай я сожру тебя, и ты попадешь туда, где тебя уже не достанут всякие любители нажраться мухоморов и побродить по чужим снам! — закончив фразу, он не стал закрывать рот, и тот начал чёрной дырой расползаться во все стороны.

— Значит, мухоморы и правда были! — обрадовалась Персефона.

— Тьфу! — возмутился Загрей. — Что за безответственное отношение к собственной психике!

— Загрей! Что с твоей головой?

— А если ты пойдёшь со мной, я не буду тебя пилить, — коварно предложил колдун, подползая к вершине горы. — Я же люблю тебя. Только тебя, и больше никого.