— В общем, дело было так, — решительно бросаюсь в бой.

— Только не надо про собачек. Эта история никому не интересна, Аня, — косится на меня Герман, его прекрасное лицо выражает ужас, он уже всё осознал, наверняка жалеет, но колесо мести за мою поруганную честь уже не остановить.

В следующий раз пусть думает, прежде чем выставлять меня жрицей любви или девушкой без комплексов. Но мне приятно, что он удерживает в памяти мой прошлый рассказ о том, как я потеряла кольцо.

— А-а-а, ты про приют, Герман?

— Какой ещё приют? — Перемещает ладонь на мою талию и так стискивает бок, что я капельку взвизгиваю.

Завтра вся спина в синяках будет.

— А мне вот интересно про собачек, — томно вскидывает ресницы Сабина.

Они у неё похоже наращённые. Блин, она молодец, хорошо следит за собой. Для мужа старается или его брата, или для обоих сразу. Чёрт ногу сломит в этой Санта-Барбаре.

— Не знаю, можно ли об этом рассказывать, — наигранно рассмеявшись.

— Нельзя! — однозначно отрезает основательно помрачневший тритон.

Заметила одну закономерность: когда тритон демонстрирует наши «чувства», он почему-то всё время ко мне приклеивается. Так, видимо, в его понимании выглядит любовь — когда двое не отлипают друг от друга.

У меня от его объятий скоро сколиоз разовьётся.

— Я по натуре кошатница…

— Помню, у Дубовских ты говорила другое.

— Я передумала. Так вот... — Поворачиваюсь к своему любимому боссу, ощущаю урчащий желудок и решаюсь воспользоваться служебным положением: — Принеси-ка мне бутербродик, Гермуся, а мы тут пока с твоей мамой и Сабиной по-свойски, по-женски поболтаем. Очень кушать хочется.

Услышав то, как я его назвала, тритон раздувает ноздри от возмущения. Его глаза вылезают из орбит. Он возмущён. Но молчит, держится. Не орёт и не дерется, уже хорошо.

А что он думал, фиктивный брак — это прям манна небесная? Это тяжёлый, каторжный труд, и позориться в нём должны оба партнера.

— Уйти и оставить тебя с твоими историями, Нюня?

— Нюня?! — Поворачиваюсь к нему с выражением крайнего недоумения, но при этом не могу сдержать накатывающей усмешки.

— Можно ещё Нюра, Нюрася, Нюраха, Нюша, Анюта, Ася…

— А ты, я смотрю, подготовился! — Меня распирает от желания искусать его, но я продолжаю свой рассказ: — Так вот, Герман меня давным-давно уламывал посетить приют для бездомных животных. Он такой добрый, просто не может пройти мимо собачек.

— Не замечала, — вставляет Сабина.

— Это с возрастом пришло, — поясняю.

— Нюрася острит, она умеет, — сжимает губы и недобро смотрит. — Я люблю бойцовских собак на турнирах и в будках.

— Гермуся, я сама лично видела, как ты подсыпал пёсику сухой корм возле мусорных баков бывшей котельной. Это была брошенная кем-то мальтийская болонка.

— Болонка? — ошарашенно шепчет он, боясь даже звуком выбить себя с равновесия.

— Совершенно верно. Мы тогда на объект ехали, и ты приказал остановиться.

— Сейчас я приказываю то же самое, Аня! — шипит он сквозь зубы.

— Ну нет, это другое. — Трусь щекой о его плечо.

— Забавные вы ребята, — смеётся Гавриил.

Что-то он повторяется, в кабинете он сказал то же самое обо мне.

— Это Гера, с ним жизнь ярче, красочнее, гораздо лучше, — практически скандирую я, искусственно улыбнувшись. — И вот Герман мне как-то признался. Помнишь, ну, когда мы были в цирке…

— Вы были в цирке? — удивляется Сабина.

— Ну да, Герман очень любит клоунов.

— Ух ты! — Подносит к губам бокал Сабина. — Значит, Герман любит собак и клоунов.

— Я люблю гимнасток в обтягивающем трико под куполом.

— Удивительно, а я-то думала, ты любишь только биржевые сводки и журнал «Бизнес инфо», — смеётся его мамочка, — а вот оно как, оказывается, Анна смогла открыть тебя с новой стороны.

— О да. — Слава богу, отпускает меня и теперь трёт виски и лоб на расстоянии от моего защипанного тела.

— Так вот, тогда, под куполом приезжего шапито, Герман мне и прошептал, что мечтает побывать в приюте для животных со своей второй половинкой, дабы подарить тепло и ласку маленьким брошенным комочкам. Туда он смог бы принести им корм, помочь сотрудникам в уборке за питомцами и даже сделать доброе дело и взять маленького друга к себе домой. Он так и сделал. И наше свидание было нереально необычным и трогательным.

Герман делает шаг к столу, берёт тарелку, суёт мне.

— Кушай, золотце, приятного аппетита.