Чувствуются дикая сухость во рту, постоянное подташнивание, резко пропадает аппетит. От яств на столе в прямом смысле слова воротит. Я едва доплетаюсь до пуфика в коридоре, испытывая ужасную слабость, собираюсь, надев плащ. В ушах и затылке гудит, как бывает при перепадах артериального давления.

— Ань, ты в порядке? — беспокоится тритон. — Бледная какая-то.

Я думаю, что отравилась или подцепила ротавирус. И просто хочу как можно скорее покинуть этот дом. Мама Германа тоже что-то спрашивает, но я её не понимаю.

— Герман, отвези меня домой, пожалуйста.

— Хорошо.

— Может быть, вызвать скорую? — Обнимает за плечи фиктивный жених.

Я, мотнув головой, выхожу в открытую дверь, оборачиваюсь, полусогнувшись.

Сабина тоже здесь.

— Ой, да зачем лишние хлопоты? Скорая сразу в больницу запрёт! Ты очень добрый, Герман, но сейчас перебарщиваешь. — Зачем-то кладет ему руку на плечо. — Не думаю, что это что-то серьёзное. Твоя секретарша просто не помыла руки, а потом поела, вот микробы и попали. Выпьет таблетку, и пройдёт.

Секретарша — не невеста или девушка, а именно секретарша, даже сквозь болезненный туман я это заметила. Доктор Сабина поставила диагноз. Какая же она молодец. Сколько у неё положительных качеств. Не хочет, чтобы меня забрали в больницу и мучили там.

— Невеста, — хриплю из последних сил, поправляя женщину, которая так отлично подходит моему жениху.

На что его бывшая лишь пожимает плечами, советуя мне выпить марганцовки.

А я действительно хочу принять противомикробное средство и добраться до родного горшка, чтобы остановить этот позор. Теперь знакомство с матерью и братьями превратилось в обсуждение моей интоксикации.

Как Белозерский везёт меня домой, я практически не помню. Толком не различаю, когда он, ещё раз спросив, нужна ли мне помощь, прощается и уходит.

Кажется, я даже не закрываю дверь, настолько сильно меня скручивает. Но это даже хорошо, что Герман уходит: не хочу, чтобы он видел, как меня выворачивает наружу, как я обнимаю таз и бегаю на горшок.

Спустя несколько часов от начала приступа боль смещается в правую сторону. И её интенсивность так сильно нарастает, что я просто мечусь, не в силах найти положения, чтобы снизить болевые ощущения.

Дома, впервые за долгие годы, никого нет. Отчим на рыбалке, девочки на какой-то дискотеке с участием всего класса, а Степанида Захаровна умотала на дачу к своей дорогой подруге, с которой они познакомились, лёжа рядышком под капельницами в кардиоцентре.

Я даже не сразу понимаю, что свернулась калачиком прямо на полу.

Незначительное облегчение наступает именно в таком положении: при переворачивании на правый бок и подгибании коленей как можно ближе к животу. Но всё равно от боли искрит в глазах.

Только и помню, как скривилась физиономия тритона, когда он вошёл в коридор и увидел, как я живу. Я не хотела этого. Но так уж сложилось.

Думаю, у Сабины, как и у всех других женщин Белозерского, апартаменты куда более изысканные.

Его фиктивная невеста — нищебродка. Не повезло ему. Стыдоба. Усмехнувшись, снова скрючиваюсь от боли и как будто засыпаю, а может, и нет…

Веки с трудом разлепляются, будто склеенные, и тотчас же снова ощущается пронзительная острая боль.

Чувствую сквозняк, открывается дверь. Слышу, как скрипят давно прогнившие половицы. Вижу мужские туфли. В голове мелькает: либо воры, либо раньше положенного с рыбалки вернулся отчим. Только вот ему надо в пять смен на заводе работать, чтобы хотя бы на одну из таких туфель заработать. Обувь перемещается по моей метровой прихожей. Своим шиком и стильностью разительно отличаясь от нашего простенького совдеповского интерьера. Это всё равно что положить бриллиантовое колье на пластиковую садовую лавочку и любоваться получившимся натюрмортом.

— Я тут подумал, — звучит знакомый голос, в котором я без труда узнаю тритона.

Босс наклоняется, подсовывает руки под плечи и талию, сгребая меня в охапку. Испытываю облегчение, словно глотнула свежего воздуха. Почему-то теперь я уверена, что всё будет хорошо, а если не будет, то мой душнила-босс разберётся.

Оторвав от пола, Белозерский куда-то меня несёт. Надеюсь, что не топить в тазу, как никому не нужного новорождённого котёнка. Я слегка пугаюсь, когда он начинает маневрировать. Но, толкнув дверь ногой, босс выносит меня в подъезд.