— Наш фиктивный поцелуй.

Теперь Герман тянет носом.

— Ты хотела меня поцеловать в перевязочной. Я бизнесмен и умею делать выводы.

— Я? — шарахаюсь от удивления.

Хотела, конечно, но в жизни в этом не признаюсь. Ещё чего, много чести. Он любит Сабину, он с ней шушкался под балконом, он, может, банально не желает спать с ней, пока она замужем за братцем, и решил всего лишь перебиться мной. Как говорится, съесть перекус, жахнуть аперитивчик в виде маленькой секретарши, в то время как всё самое вкусное и сладкое ждёт его после развода Сабины и Гавриила.

Ни за что я с ним спать не буду. Пусть хоть удавится. Вот что он сделал, для того чтобы соблазнить меня? Увёз за город без одежды и выдал свой халат?

Нет, нет и ещё раз нет.

— В меня тогда столько лекарств влили, что я толком и не понимала, кто передо мной: вы или Федор, — смеюсь.

Босс мрачнеет. Становится чернее тучи. О-ля-ля! Похоже, ему не понравилось моё последнее выступление.

— Ах так?! — зло сжав губы, настолько сильно, что они белеют, раздражённо смотрит на меня Герман.

— Именно так.

— В таком случае... — Резко дёргает покрывало из-под меня, я пару раз прокручиваюсь вокруг своей оси, едва не свалившись с матраса. — Я, пожалуй, лучше посплю на полу.

Расстилает на ковре розовое ворсистое недоразумение. Отбирает одну из моих подушек и ложится, прикрывшись моим балконным пледом.

— Спокойной ночи, Аня. — Переворачиваясь на бок, укладывается ко мне спиной.

— Спокойной, босс.

Смотрите-ка, какие мы нежные. Тоже переворачиваюсь на бок. И точно так же — спиной к нему.

Просыпаюсь оттого, что на лицо попадает луч света. И как я ни пытаюсь поменять позу, он всё равно дерзко метит прямо в глаз.

С пола доносится лёгкое похрапывание, и я вдруг вспоминаю, что лежу в спальне, в доме отца моего босса, моего фиктивного жениха. А сам суженый спит на полу, так как мы поссорились из-за моей лжи о нежелании поцелуя.

Шлепнув себя по лбу, не могу сдержать стона. Эта катавасия никогда не закончится.

Думаю пробраться в ванную и привести себя в порядок, заодно напялить худи с пчёлкой и самолично перемерить все хозяйские шорты, но в этот момент в дверь «нашей» спальни стучат.

— Эй, голубчики, хватит дрыхнуть. Солнце уже встало, пора колоть дрова и мариновать мясо, — слышится из коридора.

Я с ужасом узнаю голос хозяина дома. Подрываюсь на подушках.

— Герман Игоревич! Ваше превосходительство! Эй, великий князь Белозерский. Там ваш папа!

Он продолжает сопеть в две дырочки, и я запускаю в него подушкой.

— Пожар! — рычу я, и Герман наконец-то просыпается.

— Где? Что? Как? Сколько стоит? — качая головой, протирает глаза.

— Дорого, Герман Игоревич, даже у вас денег не хватит.

Шум в коридоре не утихает. Вот приспичило его папочке проникнуть к нам спозаранку.

— Ну где вы там, молодёжь?! Кто рано встаёт, тому бог подает! У вас ещё вся жизнь впереди, наобнимаетесь вдоволь. Уважьте старика!

Хитропопый какой. Хочет глянуть, как у нас дела обстоят. Вот зачем это ночное барбекю после помолвки. Услышав голос отца, Герман, встрепенувшись, забавно пучит глаза. И главное, руками машет в сторону двери.

— Что это значит? — перехожу на шёпот. — Мне пойти и выгнать его? Заставить замолчать? Сделать вид, что мы умерли во сне? Выпрыгнуть в окно? Спрятаться под кроватью? Что мне делать, босс?

Белозерский принимает бескомпромиссное решение.

— Двигайся.

— Зачем?

С ним я регулярно тормознутее, чем обычно.

Белозерский встаёт, сбрасывая одеяло, идёт ко мне. И только сейчас я замечаю, что на нём уже нет ни рубашки, ни брюк — только боксеры и дорогущие часы супермодной фирмы.

Э-э-э. Это как? Липну к нему взглядом.

Точно помню, что он укладывался при полном параде. Я так крепко спала, что не заметила его полное оголение? Впрочем, это уже неважно, потому что он прекрасен. Такой стройный, спортивный, мускулистый, капельку загорелый, в нужных местах волосатый и хорошо одарённый природой.

А ещё он лезет ко мне.

— Милая, — с нажимом, — я говорю тебе двигаться, а не пытаться меня загипнотизировать. Всё равно я не скажу всей правды, у меня иммунитет к подобного рода состояниям и всякого рода внушениям.

Злюсь, резко нахмурившись. Не люблю, когда меня ловят за подглядыванием.

А Белозерский закидывает плед и покрывало за кровать. Хватает подушку, залезает под моё одеяло и жмёт меня себе под мышку. Потом поворачивается.

— Так не пойдёт.

— Это ещё почему?