Шрифт:
— Я думала, мы приехали на барбекю, а оказывается, у нас тут свадьба, — раздражённо убирает волосы с лица Сабина, — впрочем, свадьба — это всегда праздник. И я могу помочь тебе, Герман, выбрать достойный костюм.
В этот момент топор на полено опускается с особенно громким треском.
— Давай, Сабина, я лучше помогу тебе выбрать самое лучшее приложение такси, — смеётся Белозерский-старший, явно подкалывая невестку.
— Отец, прекрати, — выступает в её защиту Герман.
И от этого мне хочется к кому-нибудь прижаться, пожаловаться на то, как мне больно, и попросить погладить себя по головке. Не могу, не хочу, не буду…
— Да я пошутил, Герман.
Мы с папой тритона переглядываемся, и я подаю ему новую чурку. Сабина не сдаётся, выказывая несгибаемую волю, цепкость и настойчивость добиться моего босса. Она выскочила за брата, потому что Герман не захотел жениться, и теперь решила отбить тритона, раз уж он вздумал вступить в брак.
— Герман, ещё раз спасибо тебе за кофе.
Больше я на них не смотрю, тащу дрова дальше, складывая поленья под лестницей у дома. Это крайне практично и безумно дальновидно, там они не промокнут.
— Аня, что ты делаешь? У нас для этого целый штат работников! — Отбирает у меня дрова, несет сам.
— Вкусно было, Герман, — пытается перетянуть на себя внимание Сабина.
— А вот Аня пить не стала.
Мы останавливаемся. Смотрим друг другу в глаза.
И меня шокирует эта подколка. Вот что ему от меня нужно? Вернее, с утра он это ярко демонстрировал, но я грешным делом решила, что этот вопрос закрыт.
— Я просто люблю чай.
— Она врёт, — как бы в сторону, раздражаясь и злясь, — она любит кофе. Но мой пить не стала.
— Я люблю молочный коктейль и ряженку!
Он отбирает у меня очередное полено. Но я не отдаю. Мы перетягиваем его как канат.
— Ты любишь кофе!
— Нет!
— Да!
— Нет!
Закатываю глаза. Какой дебильный разговор! Впрочем, он, вероятно, всё ещё злится на меня за то, что я сбежала, а я очень нервничаю.
— Вот, Сабина, — не отрывая от меня глаз, — ты мне скажи, как ты относишься к постельным делам без любви?!
Ну конечно! Давайте выносить сор из избы. Какая разница, как относится Сабина к любви, если она и есть его истинная любовь? Я хочу домой, под одеяло, есть мороженое и смотреть мультики.
Что он делает? Зачем спрашивает? Я понимаю, что его задело, но на фиг это обсуждать с ней? Он меня совсем измучил.
— Какая любовь, Герман, солнышко? Ты же бизнесмен. Это бредни для семилеток, — палится Сабина.
А потом, спохватившись, понимает, что сболтнула лишнего. А батя начинает тупо ржать:
— Сказала жена моего сына.
Похоже, родитель тритона не любит выражать мысли пышными фразами, он говорит коротко, резко, так же, как размашисто рубит дрова.
Не понимаю, к чему эти разговоры? Краснею.
— Давайте разведём костер, и всё! — рычу, выдирая у тритона полено и, оступившись, едва не грохаюсь на попу. А он психует, натягивая штаны повыше. Отец не успевает рубить, теперь мы таскаем вдвоём, периодически меча глазами молнии друг в друга.
— Я вообще считаю, что каждый романтический вечер должен перетекать в любовь, — болтает Сабина.
— Вот и я считаю, что можно радоваться жизни, не навешивая какие-то ярлыки, — поддерживает тритон.
Меня это выводит.
— Человек сам выбирает, как ему радоваться жизни! — злюсь я.
— Иногда человек выбирает не то! — бесится он.
Вот же достача. Ну иди ты уже с Сабиной. Чего пристал ко мне со своими радостями и любовью? У меня сердце в груди лупит без продыху. А ему надо срочно выяснить, что да как.
— Пойду я платье выбирать в интернете. — Плюхаю очередное полено на землю, едва не попав Герману по ноге.
— То есть ты согласна пойти за меня уже завтра?
Скользнув взглядом по лицу Германа, смотрю дальше, на зелёную от злости Сабину.
— Конечно, дорогой. Это такое счастье.
— А я бы всё же подождала! И организовала бы всё как надо, — бормочет издалека Сабина.
— Поэтому надо спешить! — это уже я.
— Хорошо, значит так и решим. — щурится Герман, в его голосе звучит раздражение.
Сверлит меня насквозь, играя скулами.
— То есть ты, Герман, согласен?
— Конечно.
— Тогда я против.
— Что опять не так?! — психует босс, всплеснув руками.
— Ну вы забавные, ей-богу! — смеётся отец. — Это из разряда милые бранятся, только тешатся. Вы что, завтрак не поделили?