Чуть позже мы оказываемся в моём кабинете. Почувствовав её вкус, не могу остановиться и лезу к ней с грязными, совершенно аморальными поцелуями. Аня пытается сосредоточиться, отбиваясь от моих наглых лап.

— Если ты меня уволил, то кто будет составлять тебе расписание?

— Я найму новую секретаршу, — страстно дышу ей в губы.

— Новую секретаршу?! — переспрашивает Аня и цепенеет у моего стола, теряя свою спесь.

Ревнует.

— Ну да. А что? Боишься, что меня у тебя уведут?

— Боюсь, что, пока я буду три месяца в декрете, какая-то тупая курица перепутает все мои карточки и папки.

— Три месяца?! — угораю, утрачивая способность соображать трезво.

Мы оба влюбленные и дурные.

Аня зло прищуривается.

— Выберу тебе секретаря сама, — красноречиво притормаживает меня рукой. — Опытного, возрастного и несимпатичного, — задумывается, — мужчину.

Не могу перестать гоготать. Приподнимаю её с пола. Тут же получаю по рукам, но всё равно разворачиваю и усаживаю на стол. Юбка узкая, поэтому, для того чтобы вклиниться между бёдер, приходится её задрать до пояса.

— Герман, ты безрассудный маньяк? Мы на работе! Про нас и так уже ходят легенды.

Со стола летят канцелярские принадлежности.

— Вот именно, что легенды ходят, а толку нет. Доктор сказал, что нам можно. — С жаром присасываюсь к её шее.

— Ну ты размечтался, фантазёр, нам можно только чай пить с печеньем.

И, несмотря на то что её юбка уже болтается на талии, она нашаривает папку за своей спиной и бьет ею меня по башке.

Принимаю суровый вид и смотрю на неё сентябрём. Ещё бы дыроколом долбанула. Неприятно. Но я продолжаю приставать к ней. Анна возникает, сопротивляется и нащупывает мой любимый экзотический цветущий кактус. Размахивается. Мама мия. Того гляди прибьёт. Темпераментная моя.

Капельку приседаю. И из-за того, что очень сильно дрожит, закатывает глаза и кусает губы, она теряет настрой и, естественно, промахивается.

Это было опасно. Впрочем... На чём мы там остановились?

Царапаю её ноги через капрон! Она просто вибрирует от моих касаний. Что же будет, когда я сниму с неё колготки?

— Я слышал, что беременные очень страстные натуры, им дико хочется нежности.

Снова и снова глажу её бедра, Аня словно в лихорадке. Легонько провожу ногтями, и с губ моей жены срывается глубокий, пронзительный стон.

Вот это да! Вот это реакция!

— Нет, беременные совершенно обычные женщины, просто, — ещё один страстный скулёж из глубины глотки, — это всё гормоны.

Начинаю целовать подбородок, шею, щёки, а она пытается отодрать от стола вместе с проводами мою клавиатуру. Едва успеваю схватить её. Ещё мгновение, и снова получил бы по темечку.

Аня никак не успокоится, не глядя вырывает страницы из моего ежедневника и разбрасывает листы, словно снегом обсыпая нас обоих.

Прощаю ей абсолютно всё. Ибо я сейчас недоумок, попавший на седьмое небо.

Я уже и забыл: куда, чего и в какой последовательности. Как детей на свадьбе сделал, после этого женщин даже не нюхал. Как я мог спать с кем-то другим, если все мысли были сконцентрированы на одной и той же красавице?

Сам сгораю от страсти и топлю её в палящем зное.

Колготки долой. Аня бурчит что-то про безответственность, из последних сил швыряя в меня ластиком. Смешная.

Целую бешено, до потери сознания.

Не понимаю, что творю. Больше не отвечаю за свои руки и губы. Мы оба испытываем бурный восторг. Это как ежегодный кондитерский фестиваль, пропитанный весельем и ликованием, проходящий с праздничными фейерверками, танцами, зажигательной музыкой и бесплатными угощениями.

Дайте мне красный шарик — я его лопну!

— Один разочек, и всё! — шумно-прешумно дышит Аня. — Самую малость, просто для удовлетворения физической потребности. Для здоровья.

— Полностью согласен.

Аня хнычет во весь голос.

— Нравится?

— Нет, — закатывает она глаза.

Обманщица. Вокруг как будто звучит громкая классическая музыка. С одной стороны особенно выделялся удивительный духовой гобой, а с другой — виолончель.

Наконец-то свершилось.

— Герман?!

— Да!

— Герман?!

— Ну да?!

— Я, пожалуй, перееду в тот дом, что подарил нам твой отец.

— Почему?

— У тебя там много еды.

— Да.

— И можно смотреть телевизор без очереди. Только поэтому.

— Понимаю, солнышко.

Если она была недостаточно беременна, то теперь уж наверняка.

Усеянный звёздами потолок моего кабинета искрится и мерцает, сияя тысячью алмазов. Блаженство. Это просто неописуемый балдёж.

Потихоньку спускаюсь на землю. Всё это чудесно и неповторимо, но в общем, конечно, позор. Надо было подождать её. Но это же моя Аня. Я мечтал о ней, я впервые за кем-то ухаживал. Добивался, страдал, искал, бегал. И вот, пожалуйста, она полностью моя.