— Ой-ёёёё… — тянет Женька, когда мы выходим на улицу, — на фига ты в это ввязался? Это ж Макса старший брат. Макс дурной, а тот в пять раз дурнее. Макс говорил, он на ферме забойщиком работает. Кувалдой быков прямо в лобешник бьёт!

—Детский сад, — говорю, — никто уже быков кувалдой не бьёт. А нахрена ты сюда нас привёл, тогда?

— Да я и забыл, что у вас с Максом контры, —Женька моргает светлыми ресницами, — да и не думаю, что Лидка про тебя всем докладывается. Ну, если мы эту штуковину не починим...

— Жень, — говорю, — так что ты там говорил про флягу самогона?

— Кто ж его изговнял то так? — сокрушается дядя Миша.

— Это не мы, — таращит глаза Женька, — это нас друг попросил…

Дядя Миша ударяет молотком по отвёртке и отколупывает ещё одну детальку от миниатюрного двигателя. Бульк! Она отправляется в ведёрко с керосином. Познакомились мы с ним пятнадцать минут назад, но уже стали лучшими друзьями.

Когда мы пришли, дядя Миша перебирал двигатель на тракторе "Белорусь". Встретил он нас недружелюбно. Но трёхлитровая банка, в которой сиял на солнце нежно-розовый первач в корне поменяла его приоритеты.

Универсальная валюта обошлась мне в пять рублей. Меньше, чем две бутылки водки. Не зря водку на селе считали "барством". Женька знал все адреса, явки и пароли. Мне оставалось только постоять на крыльце, пока он совершал сделку за закрытыми дверями.

Самогон кисло пах тестом, мокрой соломой и выдержанным вискарём. Дядя Миша затребовал аванс величиной в полстакана, и теперь благоухал, как шотландский лорд.

Прямо возле Заречья, прилегая к нему длинным забором, находилась бывшая МТС, а ныне РТС. Ремонтно-тракторная станция колхоза "Заря Коммунизма". Здесь содержали и чинили сельхозтехнику, а, значит, должны были трудиться умельцы, способные перебрать двигатель от мопеда лучше, чем двое десятиклассников.

Дяде Мише далеко за пятьдесят. У него крупные ладони с длинными пальцами пианиста. В них навеки въелась моторная копоть и масло. На голове примятая засаленная кепка, из-под которой торчит мясистый нос картошкой.

— Закоптили движок, — сообщает он, — видать, масло было говённое, кхе-кхе-кхе, — это он так смеётся. — А где его другое возьмёшь?

Он достаёт из керосина все детали по одной, бережно протирает их ветошью и соединяет обратно.

— От этого не заводится? — уточняю.

— Нет, —говорит слесарь, — но от этого сбоить может. А беда в карбюраторе. И жиклёр засорился, и прокладка похерилась, видали? — он показывает нам крохотный резиновый кружочек, — и игла в клапане западает. Бензин небось на автобазе брали?

Мы синхронно мотаем головами.

— Экономии на копейку, а убытков на пять рублей, — подводит итог он.

—Это всё починить можно? — уточняю.

Дядя Миша с тоской смотрит на самогон. Аванс его организм уже переработал.

— Починю, куда деваться, — он резво встаёт с места, — надо же людЯм помочь.

Новая прокладка, на мой взгляд, точная копия предыдущей находит своё место. Дядя Миша ловко, как детский конструктор собирает двигатель и протягивает его мне.

— В расчёте? — намекает он.

— А если не заработает?

— Куда он денется?!

— Ну а всё же?

— Тогда пригоняй сюда свой "дыр-дырчик"! — вскипает мастер, — но не может такого дела быть! Я свою работу знаю!

Рискую, но всё же передаю священный Грааль в руки пожилого слесаря, и он моментально исчезает с ним в глубине мастерской. Рабочий день у дяди Миши заканчивается досрочно.

Осталось только установить моторчик на место, но с этим справляюсь даже я, с моими зачаточными техническими знаниями. Бородач с любопытством подходит к нам.

— Шо, доломали, черти полосатые?! — говорит он весело.

— Алик, ты уверен? — театрально шепчет Женька.

Уверен, не уверен… Какая теперь разница?

Сажусь на железного коня. Разгонять его надо как велик, педалями. Тяжёлый, зараза. Представьте себе велосипед, весом в сорок кило! На первых двух метрах едва не наворачиваюсь с конструкции. Щёлкаю кнопкой.

Дыр-дыр-дыр!!! Радостно отзывается простой двухтактный движок. Не зря мопеды называют в народе "дырчики". Чуть поддаю газу...

Дрррррррррр!!! Подхватывает движок, и меня выносит в открытые ворота на улицу. Несусь вдоль заборов, пугая кур. Скорость несусветная. Километров тридцать в час, но сердце замирает, как на двухста!

Пижонски разворачиваюсь с торможением, и с видом триумфатора, вкатываюсь обратно во двор.

Бородач настолько впечатлён реанимацией друга своей юности, что доверяет его нам на неделю, без всяких залогов и расписок. Удивительное, всё-таки время. Далеко не всё здесь измеряется деньгами.