Утром отец спешно собрался и ушёл, но в Израиль он не уехал. Это меня обрадовало, но опечалило то, что какие-то внезапные проблемы на границе заставили его всё-таки покинуть нас на неопределённое время.

А так обычный день. Я немного поиграл с Аишей и Халимом и начал собираться по своим делам. Сегодня битва на футбольном поле. Я, довольный и в предвкушении матча, протирал старенькие сандалии и ремонтировал застёжку, чтобы в самый разгар игры обувь меня не подвела, как было в прошлый раз, когда вдобавок ко всему я ещё получил травму колена. Я бежал к друзьям, громко присвистывая. Энергия просто кипела во мне. Несколько военных машин проехали довольно быстро, распугивая простых жителей, мужчина в форме что-то громко крикнул мешавшим мальчишкам и закрыл лицо шарфом. Странно, в моём районе всегда было спокойно. Обязательно узнаю у мамы вечером, что же случилось…

Но ждать до вечера не пришлось. Среди оживлённой толпы на улицах Газы я узнал, что, возможно, грядёт война. Два самолёта разрезали шумом небо и пропали за домами… Матч наш так и не состоялся. Военные появились на улице и разогнали всех по домам. Вот теперь мне начинало становиться не по себе. Неужели действительно случилось что-то серьёзное? Люди говорили, что где-то прогремели взрывы и есть пострадавшие. Я начал переживать за отца и, как потом оказалось, не зря.

Вот и начало июля… И в июле 2014 года началась война… Отца через неделю после его отъезда привезли раненого. У него была сильно повреждена нога, держалась температура, и он бредил. Мама не отходила от него и еле успевала заниматься детьми.

Ситуация в Газе обострилась, и по городу ударили первые ракеты. Первый раз я услышал оглушительные взрывы. Я с семьёй несколько дней был дома, мама запретила выходить.

Через несколько дней закончились продукты, и я решил, что пора выйти, иначе семья будет голодная. Да и маме надо было помочь. Я выбежал на улицу. Несколько солдат прошагали мимо вдоль мечети и скрылись за углом. Меня никто не заметил. Я не знал, от кого мне прятаться, я этого не понимал. Ещё недавно я не знал, что кто-то может быть врагом, и в моей душе не было такого определения.

Разрушенные дома пугали своими руинами, вывернутые наизнанку, брошенные, непригодные для жилья, повсюду мусор и вещи, чьи-то игрушки. Взгляд постоянно скользил и будто что-то искал. Или это просто резко приобретённая осторожность. Я бежал по улице. Мне надо было найти немного еды. Деньги у меня были, но проблема в том, что всё было разрушено… Взгляд выхватил красный предмет между камней разрушенного дома. Не знаю почему, но я не смог пробежать мимо. Подойдя ближе, я понял, что это флаг. Да, именно он. Я попытался освободить его из-под камней. Ткань рвалась и трещала, но я решил, что ни за что его там не оставлю. Большое полотно, разорванное в нескольких местах, теперь лежало на моих ладонях. Я заплакал и сразу вытер слёзы, чтобы никто этого не увидел. Разорван не просто флаг. Была разорвана моя страна.

Я сжал в ладонях яркую ткань и быстро спрятал её под майку, огляделся и побежал дальше. Искать продукты долго не пришлось. Магазин дяди Али не пострадал от ударов и по-прежнему стоял на том же месте рядом с его же пекарней, только теперь вокруг были руины, и создавалось впечатление, что за небольшой промежуток времени магазин просто каким-то чудесным образом поменял своё местоположение. Люди стояли в очереди, но никто не шумел и не толкался. Терпение присуще моему народу, терпение во всех смыслах этого слова и во всех его проявлениях. Когда подошла моя очередь, я купил молоко, хлеб и муку и через минуту уже снова бежал по улице, пытаясь не попасть на глаза военным и вообще никому не попасть на глаза. Сердце бешено стучало. Когда жизнь висит на волоске, ты взрослеешь быстрее. Сердце стучало в ушах. Мне кажется, его было слышно не только мне, как в те дни, когда я спешил на обед, пропустив полдень. Но только сейчас оно стучало громче, в разы громче. Я просил, чтобы не шумело так, но пульс предательски зашкаливал, и сердце, как мотор самолёта, набирало обороты. Мимо меня, также торопясь, проходили и пробегали люди. Никто не хотел попасть на глаза военным. В такие дни вернуться домой было главной целью. Мне было куда и к кому возвращаться. Отец по-прежнему лежал с температурой от воспалительного процесса в раздробленной ноге. Лекарства не помогали, жар не утихал, и от этого болезнь становилась невыносимой и бесконечной. Возможно, я не смогу передать степень ужаса и отчаяния, возможно, не смогу описать его даже приблизительно, но мне казалось, что то, что чувствую я, чувствовали все, кто оказался под огнём в моём городе, в моей стране.

Мама, уложив спать нас, не отходила от отца, который иногда говорил, что немного больно, но думаю, что боль была невыносимой именно в эти моменты. Смеркалось. Из трещины в крыше, возникшей после ударов, тонкой струйкой побежала вода. Ливень с громом от недельной жары беспощадно барабанил по городу. Я подставил кастрюльку, чтобы нас совсем не затопило, и в комнате начал раздаваться новый звук, звук воды о металл. Не решаясь подойти к маме, я просто лежал и ждал, когда она пойдёт на кухню. Я лежал и смотрел в потолок, слушал шум дождя, и мне он нравился. Только бы не грохот взрывов, а просто дождь. От этого было спокойно, как будто маленькая передышка, как будто именно при такой погоде ничего страшного произойти не могло.

Через час я услышал, как мама убирает на кухне. Вся уставшая и расстроенная, она замачивала горох, чтобы завтра приготовить обед. Я подошёл тихо, взял её за руку. Мама посмотрела на меня с улыбкой, которая была только на лице, но не в глазах. Спросила, почему не сплю. Не знаю почему. Не могу сказать. Перед глазами круглосуточно стояли руины, больной отец, война, и сон сам по себе отказывался приходить. Я попросил у мамы нитки. Она даже не спросила, зачем они мне так поздно. Достала из шкафа коробку для рукоделия и отдала мне. Красные, жёлтые, зелёные нитки перепутались в коробке. Но, главное, я нашёл все цвета, все цвета флага моей страны и принялся его штопать. Иголка протыкала пальцы, стежки ложились неохотно и неровно, по-детски. Несколько часов я пытался отремонтировать флаг, и у меня это получилось. Моему восторгу и радости не было предела. Возможно, для вас это просто ткань, но для меня это символ будущего моей страны, и этот символ мне удалось починить, а значит, и взрослые смогут остановить войну, смогут всё починить.

Мама ушла спать, поменяв бинты отцу и дав ему обезболивающее. В доме стало совсем тихо. Младшие брат и сестра мирно посапывали в соседней комнате, дождь продолжал стучать и сочиться из трещины в потолке… А я знал, что смогу уснуть только с рассветом. Это совсем недавно стало моей привычкой. Мне казалось, что стоит закрыть глаза, и я буду беспомощным и таким маленьким, намного меньше, чем я есть сейчас. Я боялся закрыть глаза. Казалось, эта тишина может в любой момент прерваться разорвавшимся снарядом, как было уже несколько дней подряд. Я лежал, упорно борясь со сном, и просил, чтобы побыстрее настало утро. В моём детском сознании утро было почему-то безопасным. Наше жаркое лето сменили дожди, стало прохладно по ночам, сыро. Я натянул старый плед и начал считать капли. Подушка пахла мамиными руками. От усталости в голову ничего не приходило, кроме слов «не спи»… Я хотел, чтобы просто закончилась война, чтобы снова, как прежде, были обычные дни, которые, возможно, для кого-то были бы однообразными и скучными – серая обыденная жизнь тысяч людей таких, как я.