— Молодец, — я еще раз хлопнул его по спине. — Поехали быстрее, посмотрим, что за постоялый двор вы с Гюнтером штурмом взяли.

— Да, надеюсь, там найдется парочка смазливых служанок, — добавил Карл Александр, который тоже решил вылезти из кареты. Русского языка он не знал, но мы говорили громко, и он попросил Олсуфьева хотя бы в общих чертах перевести ему наш разговор.

— Да, парочку я видел, — внезапно Румянцев замялся. — Даже не знаю, как сказать, но, у меня небольшой конфуз приключился.

— Что случилось? — я приподнял бровь, глядя на него.

— Эм, в Шверине я встретил девушку, мимолетом, между нами ничего не было, — замахал он руками. — Как я понял, ее с детства готовят запереть в монастыре, и София, увидев, что я ненадолго уезжаю, решила перед постригом отхватить свою порцию скандала. Я выехал верхом, и обнаружил ее в своей карете, когда мы уже были достаточно далеко от Шверина, чтобы вернуться без того самого скандала, о котором я упомянул.

— Господи, Петька, вот это только ты сумел так подставиться, — я покачал головой, прикидывая, как можно минимизировать ущерб. — Кто хоть ее родители?

— А вот в этом и кроется интрига, потому что она только смеется, и говорит, что так даже интереснее, и что я все узнаю в свое время.

— Ну, надеюсь, что я сумею разговорить девицу, — я внимательно посмотрел на Петьку. — Я надеюсь, что она все еще девица?

— Ну конечно, Петр Федорович, что я совсем без мозгов что ли, соблазнять девушку, находясь в такой пикантной ситуации, — Румянцев так искренне возмутился, что я сразу понял, будь его воля, обязательно соблазнил бы. Значит, девица ему приглянулась. Может и не придется слишком напрягаться, чтобы заменить монастырь на вполне родовитого и состоятельного русского графа.

— Ладно, поехали, посмотрим на твою монашку.

В красивейшем дворце Козеля все еще в некоторых комнатах и галереях пахло краской, но это не мешало Ласси расположиться именно в нем, вместе со своими генералами, избрав его в качестве своей зимней квартиры и одновременно штаба российской армии, которая заняла столицу Саксонии без единого выстрела.

Ласси с утра был как на иголках. Уже прошло достаточно времени, чтобы посланные Салтыковым диверсанты с захваченным польским обозом в качестве горячего привета королю Фридриха, должны были вернуться. Но, видимо, что-то произошло, раз о них до сих пор не было ни каких вестей.

Да и армия самого Фридриха с королем во главе где-то загуляла. По всем прогнозам, Фридрих должен был уже с неделю как выйти к Дрездену, но до сих пор прусская армия не появилась на расстоянии трех дней пути, о чем Ласси постоянно докладывали.

За дорогами следили башкиры с казаками, которые в кое-то веки сумели найти общий язык. Во всяком случае, ни о каких крупных стычках фельдмаршалу не докладывали.

А зима приближалась все ближе и ближе. Дни просто летели для отсчитывающего их в нетерпеливом ожидании Ласси. Дошло до того, что фельдмаршал начал замечать, как к нему вернулась старая дурная привычка — грызть ногти, отчего на его пальцах уже не осталось ни одного, которым можно было бы понюшку табака подцепить. Настроение фельдмаршала быстро передалось остальным генералам, и лишь Салтыков не выказывал нервозности, развлекая всех веселыми байками за обедами и ужинами, и напропалую флиртуя с хорошенькими дамами.

Дверь кабинета, в котором Ласси стоял у окна, разглядывая навевающий тоску пейзаж осеннего сада, открылась.

— Прости великодушно, Петр Петрович, но я стучал, да так и не дождался ответа, вот и решил проявить инициативу, так сказать, — в кабинет вплыл Салтыков. Ласси покосился на него и не сумел сдержать неопределенного хмыканья. Он никак не мог понять, каким образом этот франт сумел протащить на фронт все свои камзолы, в которых и на императорском вечере на стыдно было бы появиться. Вроде огромных сундуков никто на отдельных телегах за Салтыковым не тащил. Да, это была та еще загадка, которую безуспешно пытались разгадать все офицеры штаба, но еще ни один даже близко не сумел приблизиться к истинной отгадке.

— Входи, Петр Семенович, чего уж там, — Ласси махнул рукой. — Наверное, я слишком глубоко задумался, и не слышал, как ты стучал. Есть известия?

— От Груздева никаких, как и от пруссака. Зато прибыл граф де Лалли, с бумагами от ее величества Елизаветы Петровны и от маркиза де Стейнвиля. Но ты, Петр Петрович, действительно очень уж плотно в свои мысли погрузился, что даже не услышал, как граф сетовал на дороги и погоду, обвиняя во всем этом, конечно же, англичан.

— Граф де Лалли? — Ласси с удивлением посмотрел на Салтыкова. — Неужели французы очнулись и решили вступить в эту войну? Странно. Вроде бы мы не собираемся нечто грандиозное развязывать, только забрать свое. Или я чего-то не знаю? Может быть, его высочество поделился с тобой своими мыслями по этому поводу?

— Нет, — покачал головой Салтыков. — Его высочество ничего мне не говорил. Может быть, не успел, может быть, и не знал, что события начнут развиваться настолько стремительно. Ведь в тот момент, когда мы только собирались встать на марш, никаких известий ни от французов, ни от австрияков не было. И вот, на тебе, не прошло и полгода, как все внезапно изменилось. Как думаешь, что затребует Лалли за свою помощь?

— Ганновер, — Ласси пожал плечами. Тут даже гадать нечего было. Он прекрасно знал своего соотечественника, нашедшего приют во Франции, так же как он когда-то нашел приют в России. И он знал, что тот будет биться до последней капли крови, если кто-то пообещает ему, что в итоге он сумеет насолить англичанам. — Кстати, граф приехал один? Без своей Ирландской бригады?