А, где же теперь их хозяин они и не поняли, так как весь свой охотничий азарт тогда и в тот момент они, и сосредоточили на бегущей росомахе. А, что же на самом деле происходило там сзади они не ведали и, почему сами оказались в воде также они не понимали, вероятно по своей по их особой собачей природе и по здешнему их камчатскому предназначению.

А еще малый его сын, только видит, как его отцу там очень тяжело, как тому трудно подняться из подо льда и он по-своему малолетству еще не понимает, что у отца уже нет ни сил, и нет ни реальной физической возможности, чтобы своими с каждой минутой слабнущими без кислорода руками поднять эту речную сплошную от берега до берега тяжелую глыбу льда, чтобы ему самому вырваться из этого смертельного теперь для него бурного водного потока, и сколько он еще там под этим прозрачным ледяным стеклом будет бороться за свою жизнь, о чём будет он его отец думать в эти последние мгновения, еще ведь видя одиноко стоящего на льду своего единственного сына, и даже сын не ведает на сколько времени его отцу хватит тех жизненных сил, легко, уходящих из его тела. Денис ничего того не мог знать ни по своему теперешнему детскому возрасту, ни по тому своему малому жизненному опыту, который у него был на данный момент.

И, вновь в его ушах только слегка, приглушенное эхо от сопок, в его ушах его же надрывный крик:

– Отец!
– Отец!..
– Отец!....
– Отец!......... –Оте…!............ От!…… О!………..

А затем, то не громкое, как бы и извиняющееся скуление, несомненно еще как виноватых собак лапки, которых были в журчащей как весной воде и, те начали от холода сильно всем телом дрожать, пытаясь согреть себя как-бы этой дрожью изнутри….

И теперь, в теле Дениски только страх здешнего вывенского одиночества и здешней снежной его безвестности… Он один одинешенек здесь на этом скользком таком прозрачном как само стекло льду…

– Думал ли он в эти мгновения о чем-либо земном и осмысленном для самого него?

Трудно сказать нам.

– Как теперь быть ему? Что ему теперь делать?

Он не знал и не понимал… так как до настоящего такого трагического момента за него всё и всегда решал любимый им отец или его всегда добрая к нему мать Татьяна Ваямретыл. Ему только требовалось покорно следовать за ними, как тенью, сопровождать их, иногда помогать им, часто поддерживать, а еще таскать дрова, да выполнять тихие просьбы полуслепой бабки, которые он всегда выполнял с радостью, так как у той всегда в кармане найдется, что-то по-настоящему вкусненькое или даже слад ом на охоту на своих собачках у неё не было никакой особой тревоги или даже предчувствия за свою или за их жизнь, так как её муж был довольно таки опытный охотник-промысловик, знающий здесь в округе десяти, а то и двадцати миль буквально каждую тундровую кочку, знавший буквально каждый камешек вмерзший в землю, знавший буквально каждый взгорочек, знавший буквально каждый такой крутой поворот реки и даже каждый вновь образованный весной залом на ней. Здешние их речные друзья рыбаки – медведи-умки уже давно спали на припасенной с лета травке по своим теплым берлогам, обустроенным заранее еще теплым летом. И, даже случайная стая рыщущих волков или одинокая злая здешняя росомаха для её мужа Александра не было чем-то из ряда вон выходящим здесь, где муж её был не менее сильным, чем и сам хозяин здешних мест – умка-медведь здешний семисоткилограммовый увалень, под осень с трудом носящим себя на коротких ногах. Её муж мог любую березу согнуть в дугу. Да еще, он у неё и вооружен ружьем ТОЗ-12 хоть и стареньким, от родного отца осталось, но всё же и утка в доме была, и куропатка попадалась ему, и зайчики не могли отвертеться, не говоря уже об свежей оленине, которая и соленая, и сушенная была давно на длинную зиму заготовлена. Да здесь и зимой у охотника, и у рыбака, и гольчик с харитоном есть, и куропатка, да и зайчики даже без ружья на не мерянных тропах в петли часто они попадали….

И, она бросила не долепленную лепешку на стол, забыла с плиты снять сковородку и открыла настежь двери дома, куда ворвался настоящий здешний ветвейваямский холод, чтобы посмотреть не приехал ли муж и, не привезли ли они с её сыном охотничьи трофеи, о чем подумала и о чем, уведомлял теперь своим карканьем её их вездесущий здешний старый ворон.

Во дворе стоял только малый сын Денис и горько плакал, всхлипывая и, вытирая рукавом потертой кожаной красной кухлянки свой раскрасневшийся носик….

– Что случилось Денис? Где твой отец?

– Сына, где же наши нарты и где собаки? – спрашивала сама мать, а где-то глубоко внутри она смутно, догадываясь, о том, что вероятно что-то серьезное с её мужем этим днем произошло, раз пришел только сын и еще так плачет.

Сын теперь молчал, не мог он вымолвить и слова на все её вопросы. Он горько плакал. Ничего не говорил, и теперь уже от пережитого страха, от того, запоминающегося на всю жизнь видения не мог он ей ничего и сказать, и, только невпопад махал своими давно на морозе замерзшими руками, показывая на обратную дорогу, туда в низ к реке Вывенке….

Мать еще раз сильно потрясла его за плечи, заглядывая в его лицо, чтобы вразумить его перестать плакать и, ответить ей или увидеть там в его напуганных глазах, что же на самом деле с ним и его отцом произошло, и самое главное, где же это случилось. Но было все бесполезно. Никаких слов от него, плачущего она теперь не услышала. Только какое-то горловое его клокотание, да бесконечный плачь навзрыд….

___

Старый же ворон Кутх с крыши еще раз, не то приветствовал, не то что-то свое возвещал уже матери.

– Кар-р-р-ут!
– Кар-р-р-ут-он!
– Кар-р-р-у-то-ну-л!

И, Татьяна в том его протяжном карканье ясно послышалось их протяжное человеческое теперь страшное для неё: у-т-о-н-у-л…

И, она теперь поняла, что не спроста ведь младший Денис пришел один и без своих любимых лаечек собак, и без отца, да еще и ничего не говорит. Нужно ей сейчас же собираться, нужно ей теперь звать соседей на помощь и, самой идти выручать, и искать ей своего любимого мужа, чтобы помочь тому, чтобы высвободить его из залома или еще от чего. Может тот в какой-то речной залом попал да ноги поломал или в яму глубокую, а может и в полынью, ведь лед местами еще такой тонкий….

___

А сама бросила тормошить сына, так как поняла, что это бесполезно и сразу же побежала в соседние юрты и позвала Ахытка Егора и Аника Петра, которые сразу по её взволнованному голосу и, по виду её плачущего сына Дениски сами поняли, что случилось, что-то особое, что-то не ординарное вероятно с его отцом, так как сын один и без собак вернулся с охоты.

Быстренько снарядили своих давно готовых к езде собак в свои походные нарты, а те как бы и ждали сразу же рынулись в дорогу, а когда прибыли к излучине реки Вывенки и к тому крутому повороту Ветвейваяма, и увидели почти вмерзшую в лед нарту, груженную тяжелой тушей оленя, раскидистые рога, которого увязли во льду и еще держали его на плаву, а еще они увидели стоящих мокрых и от холода скулящих собак им сразу стало всё ясно и понятно, что на самом деле здесь произошло буквально час или два назад… Так как поток воды не переставая бурлил, вырываясь из подо льда, переливаясь через сломанные, как большое разбитое стекло плиты льда и вновь куда-то она эта быстрая речная осенняя вода сама уходила, издавая такой теперь, умиротворяющий шум негромкого и довольно мирного её здешнего журчания, на фоне полного окружающего их тундрового здешнего молчания и сказочной даже завораживающей тиши, так как ветра еще не было и всё в здешней природе только сверкало под лучами яркого осеннего полуденного Солнца, все только оживало чуть прогреваясь от здешнего ночного морозца.