Шрифт:
– Это длинная история, отец, - говорил Паша, - с того дня, как я уехал, такая заварилась каша...
"Так вот почему так долго не возвращался малыш!" - подумал Рамазан.
– О Баку я все время справлялся у летчиков, - продолжал Паша, - через каждые десять дней к нам прилетал самолет.
– Из Баку?
– Нет, из Москвы. Бывало, как только он сядет, я к пилоту. Спрашиваю: "Что слышно о Баку?" А он отвечает: "Летаю на бакинском бензине". Ну - и все ясно.
Глаза старика гордо сверкнули: "Не на том ли бензине, что вырабатывался из нефти моей буровой?"
– Я говорил летчикам, что этот бензин добывает для них мой отец.
– Так и говорил?
– А как же!
– Правильно. Каждый год я бурил по пяти скважин. Жаль, простоев было много...
– Почему?
– Не было новых труб, недоставало оборудования... Ну, это все позади... Скажи-ка, известно тебе что-нибудь об Ахмеде?
– Первое время он мне писал.
– Нам тоже, и вдруг - перестал...
Паша не догадывался, что дома еще ничего не знают о смерти брата.
– Я запрашивал их часть, - начал он рассказывать.
– Командир ответил, что Ахмед погиб геройски; пошел в разведку, попал в окружение и последней гранатой уничтожил врагов и себя...
Старик побледнел, как полотно.
Только теперь понял Паша свою ошибку. Надо было постепенно подготовить стариков к такому сообщению.
– Ты только матери не говори пока, отец...
Рамазан поник головой и молчал, покашливая, точно у него першило в горле.
Ниса, вернувшись в столовую с приготовленным блюдом, заметила странное молчание мужа и сына, но ничего не поняла и пошла обратно в кухню. "Должно быть, так надо. Не сразу нужные слова найдешь после такой долгой разлуки, подумала она и вздохнула: - Скорее бы шла Наиля... Как она обрадуется!"
Паша глядел на отца и видел, что слезы душат старика. Хотелось утешить его.
– Ты сам понимаешь, отец. Слишком дорого обошлась нам эта война Рамазан поднял на сына глаза.
– Знаю, сынок, знаю. Сколько таких юношей ушло от нас навсегда?.. Ничего не поделаешь. Люди должны были жизнь отдавать ради победы.
В эту минуту в дверях показалась женщина в темном платье. Тонкая шелковая шаль, наброшенная на разделенные прямым пробором черные волосы, свободно падала на плечи. На ногах у нее были простые черные туфли на низком каблуке.
Паша сидел спиной к двери и не видел вошедшую. Услышав шаги, он обернулся, вскочил на ноги и хотел было броситься ей навстречу. Но, вспомнив свою ампутированную руку, остановился.
Это была Наиля, жена Паши.
– Подойди к нему ближе, дочка, не стесняйся, - сказал Рамазан. Он обнял невестку за плечи и, уже не в силах удержаться, заплакал. Но, устыдившись своей слабости, быстро овладел собой и добавил: - Да пойдет тебе впрок молоко матери, дитя мое!..
Паше хотелось, чтобы Наиля поскорее узнала обо всем и открыла ему свою душу.
Несколько облегчив свое горе скупыми слезами, Рамазан тяжелой поступью вышел во двор.
Наиля впервые взглянула в лицо мужа. Глаза их встретились. Оба они, казалось, не могли собраться с силами, чтобы сделать шаг навстречу друг другу.
Наиля со стыдливостью девушки ждала, чтобы муж подошел к ней первый. А ноги Паши были точно прикованы к полу. Он в свою очередь ждал первого слова жены.
В комнате стояла напряженная тишина. Но сколько же могло длиться это томительное молчание?
– Паша, - сказала, наконец, Наиля, - я ждала тебя.
– В этом я всегда был уверен.
– Как видно, не совсем.
– Нет, ты ошибаешься...
– Паша опустил глаза.
– Если бы я не был в тебе уверен, ты больше не увидела бы меня.
Руки Наили обвились вокруг его шеи. И никто из них не промолвил больше ни слова...
2
Кудрат Исмаил-заде организовал столовую при общежитии. Теперь молодым рабочим не было нужды, как прежде, ездить на трамвае за три километра, чтобы пообедать. Столовая помещалась в нижнем этаже общежития. Раз в неделю, в вечерние часы, здесь проводились, политзанятия, а затем давался концерт кружка самодеятельности.
Однажды Дадашлы привел сюда с собой нового лектора, которого молодые рабочие видели впервые. Таир, Самандар, Джамиль, Биландар и все братья Байрамлы ожидали лектора в первых рядах длинного узкого зала. Помещение было переполнено. Как видно, Дадашлы успел основательно поагитировать за нового лектора.
Когда они вместе вошли в зал, глаза всех устремились на человека, о котором так много говорил комсорг. В самом деле, новый лектор сильно отличался от прежних. Вся грудь у него была увешана военными орденами. Он был без погонов, но достаточно было одного взгляда на него, чтобы догадаться, что этот человек совсем недавно демобилизован из армии.