— Впусти меня, — сердито сказала Бебе. — Впусти меня в свою гребаную голову, Майлз.

Мне было страшно. Кто знал, как она отреагирует, когда увидит все то ужасное, что было у меня в голове? Она никогда больше не посмотрит на меня так же, это уж точно.

Но сейчас, бл*дь, я не мог сопротивляться. У меня была великолепная женщина, трущаяся о мой член, и я отчаянно хотел обладать ею, требовать ее, учить ее гребаным манерам.

— Моя, — прорычал я ей в горло, мои пальцы нашли ее киску и сорвали стринги под водой. Она вздохнула, когда я сделал это, моя мокрая рубашка прилипла к ее коже и обнажила ее красивые, упругие соски под мокрым хлопком. — Я не отпущу тебя, Бебе. Я никогда. Бл*дь. Не отпущу.

Она подражала моим отчаянным движениям, вставая, а затем полностью опускалась на мой член, насаживаясь на его толщину, пока я не зашипел от соприкосновения ее киски с моим членом.

— Объезди меня, — прорычал я на нее, и она запрыгала вверх и вниз, разбрызгивая воду повсюду. — *бись на мне, сладкая, не смей останавливаться. Я, бл*дь, слишком отчаянно нуждаюсь в тебе.

Бебе поднималась и опускалась, доводя мой член до оргазма, который заставлял ее киску дергаться и спазмировать. Я мог сказать, как сильно она нуждалась в этом, как чертовски отчаянно она хотела моей спермы. Она стонала и задыхалась, когда я наполнил ее, наша кожа горела вместе от антисептика.

Я притянул Бебе ближе, ее тело горячо и плотно прижалось к моему, держась за жизнь, пока мы разливали воду по полу ванной. Она схватила меня за волосы, ее пальцы впивались в мою кожу головы, когда она, задыхаясь, трахала себя моим членом. Это был акт отчаяния, попытка приблизиться ко мне как можно ближе. Хотела ли она оказаться в моей голове? Тогда я позволил бы ей увидеть все это, если бы это означало, что она будет в моих объятиях столько, сколько я, бл*дь, захочу.

— О, Бебе, — прохрипел я. — *би меня. Оседлай меня, бл*дь, я хочу чувствовать тебя.

Она это сделала. Бебе скакала на мне, как будто это было все, что имело значение в мире, ее шипение переходило в отчаянные крики и мычание, пока она не рухнула на меня, ее оргазм застал ее врасплох так же, как и меня. Она собиралась остановиться, но я не мог позволить ей сделать это, не здесь и не тогда.

— Продолжай, мать твою, — прорычал я на нее. — Продолжай. Бл*дь.

Бебе издала отчаянный тихий стон, и я решил взять дело в свои руки. Я схватил ее за бедра и жестоко трахал ее пылающую п*зду, вкладывая в это все оставшиеся в моем теле эмоции.

Злость.

Боль.

Любовь, которую я испытывал к невинной женщине в моих объятиях.

Я показал ей все, как только взял ее, и я, бл*дь, не отпускал. Я трахал ее безжалостно, и с этого момента мы оба знали, что она полностью принадлежит мне. Она была моей.

— Не отпускай меня, — шипела Бебе, как и в первый раз, когда мы занимались любовью. — Пожалуйста, Майлз, просто не отпускай меня.

Я посмотрел прямо ей в глаза и вонзил в нее свой член, и она замяукала, закусив губу. Мы оба были в гребаном беспорядке, и я никогда никого не хотел так сильно, как ее. Я был помешан, одержим и поглощен ее красотой, грацией и чертовски зажигательной личностью, которая заставляла ее сиять.

— Ты останешься? — спросил я ее, балансируя на грани оргазма, так чертовски близко к тому, чтобы наполнить ее. — Ты останешься со мной, Бебе? Будешь ли ты трахать меня так, как мне нужно, детка?

— Да, — ответила она, задыхаясь, и мир на секунду замер. — Да, я буду твоей. Только твоей. Вся твоя. Навсегда, Майлз, навсегда…

Мой оргазм был чертовски жестоким, он пробивал стены ванной комнаты своей интенсивностью, наши стоны и крики эхом разносились по комнате и заставляли меня быть благодарным за то, что я владею всем этим гребаным этажом.

— Моя девочка, — прохрипел я, вгоняя себя в нее в последний раз. — Моя. Бл*дь. Девочка!

Бебе

Евнойя (сущ.) — красивое мышление.

Я стучала зубами, хотя мои самые интимные места жгло от антисептика и от его ударов.

Майлз обернул вокруг меня полотенце, и его глаза задержались на моих на долгое мгновение, прежде чем он отодвинулся, ухмыляясь про себя. Его член висел между ног, все еще полутвердый и влажный.

В этот момент Майлз был наиболее уязвим, и он позволил мне увидеть его. Он позволил мне увидеть ту его сторону, которую он боялся показать больше всего.

Майлз слил воду из ванны, а я выбросила белый пластиковый контейнер в мусорное ведро. Он никак не прокомментировал это, и я тоже ничего не сказала. Но я твердо решила, что больше никогда не подпущу его к этому. А если Майлз это сделает, я останусь верна своему слову и войду в ванну вместе с ним.

Мы устроились на диване и через окна его квартиры наблюдали за восходом солнца над городом.