– Эх, Дашутка, доброе сердце у тебя. Хорошо Семену за тобой будет жить, надежно.

– Ничего, Андрей, и ты такую встретишь.

Андрей обещал ей навести справки, сказал, чтобы зашла на той неделе, и проводил до крыльца.

Евменовна, дремавшая на скамейке как курица на жердочке, встрепенулась, потрясла головой, прогоняя сон, посмотрела Дашутке вслед.

– Ну, пойдемте, гражданка Чашкина. Посмотрим, что за шпиона вы приютили.

Еще далеко от двора Чашкиных Андрей услышал глухой равномерный стук: похоже, кто-то, отчаявшись, безнадежно дубасил в дверь. Он взглянул на Евменовну. Та поспешно закивала головой:

– Он, он. Ты не бойся, не вырвется - я его на ключ закрыла и лавкой приперла. А в горнице у нас на окнах еще со старого времени решетки остались. Не уйдет!

Они вошли в сени. В открытую дверь Андрей увидел, что глухой дед Пидя сидит за столом перед сахарницей с леденцами, пьет молоко и косится в окошко: гремит давно что-то, а дождя все нет. Дед - в новой, острыми складками слежавшейся рубашке (принарядился по случаю жильца) и в широких портках на подтяжках из разноцветных бабкиных поясков - был похож на испуганного малыша, которого в первый раз оставили одного.

Евменовна отодвинула скамью, повернула ключ и с криком: "Спасайся, Андрюша, сейчас как выскочит!" - отлетела в сторону.

И точно - дверь распахнулась, грохнулись на пол пустые ведра и разбежались по углам.

– Извини, шериф, я сейчас!
– Приезжий, оттолкнув Андрея, выскочил во двор. Хлопнула дверца уборной.

– Теперь там запрется, - прошептала Евменовна, крестясь.
– Обратно упустили!

Вскоре он вернулся, облегченно вздыхая, улыбаясь.

– Ты, бабуся, уж если содержишь кого под стражей, так хоть парашу в угол ставь или горшок под кровать - чуть не лопнул!

Евменовна сконфузилась, шмыгнула в комнату, пуганула деда и загремела посудой.

– Участковый инспектор Ратников, - представился Андрей.
– Надолго к нам? С какой целью.

– Цель, шериф, примитивная, - ответил приезжий, протягивая документы.
– Отдохнуть после трудов праведных. Сколько пробуду - не знаю, как понравится. Если задержусь, то прописку оформлю, не беспокойся.
– Достал сигареты.
– Пойдем на крылечко, коллега, покурим. Не удивляйся, что коллегой зову: мы тоже люди не простые.
– Подмигнул.
– Лишних вопросов не задавай - крепче спать будешь.

"Шутит или за дурака меня считает?" - подумал Андрей, выходя на крыльцо.

– Нравится?
– кивнул Великий на стоящую во дворе машину.

– Ничего, - сдержанно похвалил Андрей.
– Цвет только непривычный.

– Я называю его "цветом возбужденной мулатки". Неплохо?
– И снисходительно посмотрел на Андрея - способен ли сельский участковый оценить такую пикантную тонкость.
– Если нужда какая, прошу без стеснения обращаться, не откажу.

– Спасибо. У меня свой, служебный транспорт.

– Такой же модели?
– чуть заметно улыбнулся, присел на перила.

– Нет. Трехколесный. Самый проходимый по нашей местности.
– Андрей спустился с крыльца.
– Столовая у нас хорошая, рядом с клубом.

– Я у стариков буду столоваться: люблю простую здоровую пищу. Помолчал, посмотрел, как сквозь путаницу сухих ветвей трудно продирается луна.
– Тихо у вас. Уютно.

Андрей поднял руку к фуражке:

– Желаю хорошего отдыха.

Великий встал с перил, наклонил голову.

– Благодарю, шериф. Доброй ночи, - и долго смотрел ему вслед, прищурив глаз, покачивая головой, словно к чему-то примериваясь, как бы половчее взять, чтобы не ошибиться.

С утра Андрей заглянул в магазин - проверить, не отпускает ли Евдокия водку. При его появлении несколько мужиков озабоченно выбрались из очереди и, будто вспомнив неотложные дела, гуськом, послушно, по-детски подталкивая друг друга в спины, вышли на улицу. Один только Петрухин задержался; улыбаясь, поднес к козырьку кепки крепко сжатую ладонь, из которой торчали уголки смятых рублевок.

– Ты что выходной сегодня?
– строго поинтересовался Андрей.

– Радость у меня в дому, Сергеич, такая радость: у Машки зубик прорезался! Дай команду Дуське, чтоб горючего отпустила, а? Вечером-то не успею.

– У тебя, Петрухин, Машка-то, кажется, пятая по счету?
– Андрей чувствовал, что вся очередь с большим вниманием прислушивается к их разговору, ждет - чем он разрешится.

– Пятая, пятая, Сергеич, меньшенькая - такая славная получилась - уж и не знаю в кого!

В очереди засмеялись.