– Вот я и считаю, - продолжал Андрей.
– Роды, крестины... Ведь крестил?

– Теща носила, а как же?

– Дни рождения отмечаешь? Как в первый класс идут - тоже? Да и каждому по двадцать восемь зубов положено, верно? Не сопьешься, Петрухин?

Петрухин обиделся:

– Вот свои будут у тебя - тогда поймешь мою радость, которую ты испортил.

– Ты лучше Машке на зубок вещицу какую купи - пользы больше, посоветовала Евдокия.
– Свои-то зубы все уже пропил.

Опять засмеялись, потому что зубов у Петрухина осталось через один.

– Не куплю!
– вконец расстроился он.
– Вот именно у тебя и не куплю! В Оглядкино не поленюсь за гостинцем сходить, а у тебя не буду. Вот!
– и хлопнул дверью.

Заглядывающие с интересом в окна мужики попрыгали с завалинки.

Когда Андрей вышел, они, собравшись в кружок вокруг Петрухина, о чем-то тихонько советовались, иногда сквозь шепот прорывался матерок. Завидя Андрея, разошлись. Кто-то незло погрозил ему кулаком в спину.

Андрей присел на скамейку, сняв фуражку, положил ее рядом.

В селе было тихо. Изредка гремело ведро, падая в колодец, слышался где-то на дальнем конце стук топора. Сильно пахло горьким дымом - на огородах и во дворах сжигали ботву и палые листья.

Во дворе у председателя во всю мочь заорал запоздалый петух. Он был большой охотник до соседских кур и потому, видно, утомленный дневными похождениями, бессовестно просыпал свою утреннюю смену. Когда он, спохватившись, горланил на все село, ему злобно, коротко, будто взлаивали молодые псы, отвечали обманутые, оскорбленные соперники.

Андрей встал, и тотчас, будто ждала этого, выскочила из-за магазина тетя Маруся, побежала навстречу: слезы, сбившийся платок, на одной ноге резиновый сапожок, на другой - туфля. Не добежав, закричала:

– Андрейка, беги скорей ко мне - Вовик опять в поход собрался! Я его пока в сарае заперла, окаянного, да боюсь, как бы подкоп не сделал!

– Что-то вы повадились запирать?
– сказал Андрей, шагая к Марусиному дому.
– Куда теперь собрался? В прошлый раз в Чили, с фашистами бороться?

– Не говори, но, видать по всему, далеко - даже валенки захватил и старый примус.

– А отец-то ваш где?

Маруся приостановилась, прижала руку к сердцу:

– Ой, погоди, совсем в груди зашлось... Да с отцом вишь, как совпало - уехал с инженером машину получать, уж третий день нету. Ты приструни его построже, Андрей, постращай - не век же мне его караулить!

Что и говорить - трудно было Андрею работать. И возраст еще несолидный, и опыта совсем нет, и с людьми еще по-разному ладить не научился, а главное: чуть не все село - родня, друзья, все с детства его знают. И считают - раз свой, так уж должен иногда и поблажку сделать, в положение войти. А он не входит. Кое-кто, кого прижать пришлось, уж и не здоровается, отворачивается при встрече, никак не поймет, что не для себя старается, не для авторитета. Но когда вот так, про все позабыв, за помощью к нему, за советом или защитой бегут - сердце радуется и уверенность растет, что нет для него на свете лучшей работы, нужнее дела.

Маруся откинула от дверцы сарая полешко и распахнула ее. Вовка, одетый в школьную форму и поверх нее - в подпоясанный ватник, в лыжной шапочке, смирно, но с упрямством во всей фигурке сидел на рюкзаке, решительно смотрел на них.

– Ну пойдем, - сказал Андрей по-дружески.
– Я тебя до шоссе провожу, попутку тебе остановлю.

Маруся в голос заревела. Андрей обернулся, подмигнул - Марусю как выключили.

Вовка с удивлением, недоверчиво посмотрел на них.

– Пошли, пошли. Или испугался?

– А чего мне бояться?
– Вскинул на плечо рюкзак, вытянул за ремень откуда-то из угла ружье в чехле.

– Ружье оставь - вещь не твоя, да и рано тебе им пользоваться. А ты иди, Маруся, домой. Попрощайся с ним - и иди. Жди от него писем. Откуда? Ты в Сибирь наметился, на стройки? Или на зимовку?

Вовка предпочитал отмалчиваться. Он не понимал, почему его не ведут в милицию или в школу, он был полон недоверия и ждал какого-нибудь ловкого подвоха со стороны участкового. Андрей же был ровен и спокоен, говорил с ним по-дружески, будто ничего особенного не видел в том, что пацан бежит из дома, а он - милиционер - помогает ему в этом, провожает в дорогу.

Известной им тропкой - Вовка с рюкзаком за плечами впереди, Андрей следом - они вышли на проселок и дальше пошли рядом, согласно шурша листвой.

– И чего тебе, Владимир, дома не сидится?

Вовка опять промолчал, даже губы сжал поплотнее, бросил на Андрея чистый, откровенно встревоженный взгляд.

– Думаешь, я тебя отговаривать буду? Нет, Владимир, не буду. Я ведь тоже из дома бегал. Да и не таким мальцом, уже постарше был - школу кончал. Тогда война во Вьетнаме шла, слыхал об этом?