С каждым завтраком, обедом и ужином Мари становится все более встревоженной. Я же, наоборот, много шучу, смеюсь и нахожусь в как никогда добром расположении духа. И к концу второго дня Мари не выдерживает.

– Мой господин...
– обращается она ко мне, опуская глаза долу и заметно краснея.
– Вы вновь собираетесь оставить меня на всю ночь одну?

– Мне показалось, что вы... Что вам в тягость мои визиты...
– трагическим голосом предполагаю я.
– Мне не хотелось бы вас неволить.

– Вы ошибаетесь, сударь, - твердо возражает Мари.
– За прошедшие дни мое отношение к вам резко переменилось.

"А мое к тебе - нет", - могу так же твердо ответить я, но, разумеется, говорю совершенно другое:

– Надеюсь, вы сможете убедить меня в этом сегодня ночью.

Я велю слугам согреть воды для себя и для Мари. Пока служанки ее купают, как конюхи купают коней, я, вызвав палача, спускаюсь с ним в подземелье.

Гец явно ждал меня. Он и обрадовался тому, что я пришел, и ужаснулся. Ведь это означало, что сказанное мною два дня назад - правда.

По моему знаку палач снимает с Геца оковы и ведет его вслед за мною. Мы проходим в мою спальню, затем, через потайную дверцу, в узкую комнатку, отделяющую мою спальню от спальни Мари. Посреди стены устроена овальная ниша, с противоположной стороны представляющая собой большое зеркало. Отсюда же, из потайной комнаты, стекло полупрозрачно, и широкое ложе под балдахином просматривается столь же хорошо, как сцена в нашем домашнем театре.

Эту комнатку я обнаружил после смерти отца, когда перебрался в его спальню. Уж не знаю, для чего он ее использовал. Опасался, что матушка ему не верна? А может, эта комната и хитроумное зеркало достались ему еще от деда? Как бы то ни было, мне они очень пригодятся!

По моему знаку палач усаживает Геца на тяжелое дубовое кресло, стоящее прямо перед зеркалом, и привязывает его руки-ноги так, чтобы Гец, несмотря на свою силу, не смог вырваться. Потом палач завязывает Гецу рот полотенцем и уходит. Следом, заперев дверь, ухожу я.

Через полчаса, вымывшись и надушившись, я вхожу в спальню жены. И с удивлением вижу в углах просторной комнаты два больших горшка с поздними цветами.

Значит, ждала. И даже по-своему готовилась.

Ну что же, именно на это я и рассчитывал.

Мари искренне рада моему приходу. И впервые за все время наших отношений не только не скрывает этого, но, наоборот, пытается мне всячески угодить.

Я, повернув Мари так, чтобы она хорошо была видна сквозь зеркало, медленно снимаю с нее одежды.

Ни разу в жизни эта нехитрая процедура не доставляла мне столько удовольствия.

Мари сама стремится побыстрее освободиться от платья, а потом помогает это сделать мне.

– Вы правда полюбили меня, сударыня?
– спрашиваю я, заключая Мари в объятия прямо перед зеркалом.

– Да, мой господин!
– отвечает она, не задумываясь.

– Я поверю в это только тогда... Только тогда...
– говорю я, покрывая поцелуями ее шею и грудь.

– Как я могу доказать вам это?

– Своими ласками, сударыня.

Мари заметно краснеет. Интересно, понимает ли Гец, как это прекрасно, когда обнаженная женщина, уже не первый раз находящаяся в объятиях мужчины, все-таки краснеет? Да нет, где ему. Чернь.

Я подхватываю Мари на руки и укладываю ее в постель. Она, обвив мою шею, нежно целует меня в губы.

Потом Мари пытается укрыться одеялом, но я отбрасываю его в изножье кровати.

– Оно вам сегодня не понадобится, дорогая! Я велел жарко натопить печь, но еще более жаркими будут мои объятия!

Мари слушает меня с восторгом. Видно, Гец не услаждал ее слух даже подобными банальностями.

Ростом я невелик и сложен непропорционально. Предмет беспокойства и гордости всякого мужчины у меня тоже совершенно не соответствует остальным членам тела. К счастью, это несоответствие оказалось в нужную сторону.

Повернувшись так, чтобы Гец понял, почему Мари так быстро его разлюбила, я ложусь рядом с женой.

– Вы, помнится, хотели мне что-то доказать, - напоминаю я ей.

Мари, еще больше покраснев, начинает меня ласкать. Поначалу она делает это робко и неумело, но, деликатно подталкиваемая мною в нужном направлении, быстро входит во вкус.

Новизна впечатлений захлестывает ее. То, что все это видит Гец, удваивает мои силы. Я вовремя перехватываю инициативу, и через минуту Мари уже стонет и бьется в моих объятиях.