Море даст каждому человеку новую надежду, поскольку сон даёт ему мечты.

Христофор Колумб (1451–1506), испанский мореплаватель

Море завораживает, море убивает, волнует, пугает, а еще смешит, иногда исчезает, при случае рядится озером или громоздит бури, пожирает корабли, дарует богатствами, не дает ответов; оно и мудрое, и нежное, и сильное, и непредсказуемое. Но главное – море зовёт.

Алессандро Барикко (р. 1958), итальянский писатель

Море здесь настолько прекрасно, что долго думать о другом просто невозможно. Может быть, тут поневоле начинаешь сам походить на воду и небо – становишься таким же бесстрастным, бездумным, как они. Смысл, время, место – ничего этого тут больше нет. Дни похожи один на другой, ночи повторяют друг друга. В обнажённом небе – пылающее солнце, застывшие очертания созвездий. И ветер не меняется: дует, дует на север, подгоняя корабль.

Жан-Мари Гюстав Леклезио (р. 1940), французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 2008 года

Море зовёт… Ты поймёшь это, море и есть не что иное, как постоянный зов. Он не смолкает ни на миг, он заполняет тебя, он повсюду, ему нужна ты. Можно ничего не замечать – бесполезно. Море по-прежнему будет звать тебя. Да, это и другие моря, которых ты никогда не увидишь, они будут поджидать тебя в шаге от твоей жизни. Их неустанный зов ты будешь слышать везде, и в этом чистилище из песка, и во всяком раю, и во всяком аду. Не важно как, не важно где – море всегда будет ждать тебя.

Алессандро Барикко (р. 1958), итальянский писатель

Море и берег, как мужа и жену, объединяет борьба противоположностей.

Курбан Саид (Лев Нусенбаум) (1905–1942), немецкий писатель

Море и воздух полезны всем, поэтому право собственности на океан не может принадлежать одному народу.

Елизавета I (1733–1603), королева Королевства Англии и королева Ирландии

Море и любовь не терпят педантов.

Александр Грин (1880–1932), русский писатель

Море и небо – два символа бесконечности.

Джузеппе Мадзини (1805–1872), итальянский писатель

Море и тянет к себе, и пугает – пока не привыкнешь к нему. Такое состояние духа очень наивно, но верно выразила мне одна француженка, во Франции, на морском берегу, во время сильнейшей грозы, в своем ответе на мой вопрос, любит ли она грозу: «Oh, monsieur, c’est ma passion, – восторженно сказала она, – mais pendant l’orage je suis toujours mal a mon aise» [ «О, сударь, это моя страсть, но во время грозы мне всегда не по себе» (фр.).].

Иван Гончаров (1812–1891), русский писатель

Море имеет свою хорошую сторону. Человек становится добрее, он забывает свои сомнения и опасения, он делается простодушнее, прямее и откровеннее!

Степан Макаров (1848–1904), русский военно-морской деятель, адмирал

…Море кончается сразу перед тобой. Когда смотришь на гребень волны, то думаешь, не здесь ли волна в конце долгих, бесконечных усилий печально завершает свой путь. Здесь обращается в ничто грандиознейший замысел, воплощённый в толще воды вселенского масштаба. …И все-таки – это какой-то мирный, несущий добро крах. На кромке – последних остатках волны – она, израсходовав смятение чувств, сливается с влажной ровной зеркальной поверхностью песка и, оставив лишь бледную пену, отступает обратно в море. Пенящиеся волны начинают разрушаться далеко в море, и каждая большая волна всегда являет собой одновременно и взлёт, и вершину, и падение, и растворение, и отступление. Слабеющие, выставляющие свое оливкового цвета гладкое нутро волны еще волнуются и ревут, но их рев постепенно переходит просто в крик, а крик – в тихий шепот; огромные, несущиеся галопом белые кони становятся маленькими белыми лошадками, вскоре этот развернутый строй конских тел исчезнет, и на прибрежной полосе останутся, ударив в последний раз, только белые копыта. Пока две теснящие одна другую волны, расходясь веером, незаметно растворяются слева и справа в зеркальной поверхности, по ней постоянно движутся тени. В зеркале отражаются резкой вертикалью вскипающие, поднявшиеся на цыпочки пенящиеся волны, они кажутся там искрящимися ледяными колоннами. Там, куда волны откатываются, они превращаются в одну – многослойную, сложенную из подступающих сюда одна за другой волн, тут уже нет белых гладких спин. Все метят сюда, все скрежещут зубами. Но когда взгляд устремляется дальше в море, то оказывается, что валы, такие грозные здесь, у берега, там – всего лишь слабо колеблющийся слой воды. Дальше, дальше от берега море сгущается, собирает воедино разбросанное по волнам, постепенно сжимается, и в густо-зелёной глади воды одним твёрдым кристаллом застывает безграничная синь. Расстояние, поверхность – это все видимость; именно этот кристалл и есть море, то, что застыло синим на раздвоенном краю этих беспокойных, прозрачных волн, вот это и есть море…

Юкио Мисима (1925–1970), японский писатель, драматург

Море может звать. Оно может царапаться, как кошка, или бить лапой. Оно может подлизываться и ласкать тебя, оно может быть гладким зеркалом, а потом вдруг разбуяниться и начать манить сёрфингистов гребнями своих свирепых грохочущих волн. Оно каждый день – другое; чайки в шторм кричат, как маленькие дети, а в солнечные дни – как глашатаи красоты: «Дивно! Дивно! Дивно!»

Нина Георге (р. 1973), немецкая писательница

Море на вид холодное, мутное, ревёт, и высокие седые волны бьются о песок, как бы желая сказать в отчаянии: «Боже, зачем ты нас создал?» Это уже Великий, или Тихий, океан… Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо тоже мысы… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду. Тут, на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный рёв.