Наши сиденья располагались кругом, но мы ничего не сможем сделать, если отряд монстров решит что-нибудь предпринять. По милости этих пилотов мы, морпехи, оказались привязанными к своим кушеткам. Мне не нравилась эта игра в легкую добычу, но я понимал, что единственное, что мы можем сейчас сделать - это оставаться на вершине этой гигантской бомбы.

На экране большой паук-мозг переступил через принца ада. Мне это не нравилось. Если теория Эйкермана о радиосигнальном интеллекте была верной, это не меняло факта, что пауки были “умными тварями”… и прямо сейчас мы нуждались во всей тупизне, на которую наши враги были способны.

Время все еще было на нашей стороне. Но нам нельзя было больше ждать. Я слышал, как Тэйлор и Райли читали технологическую карту. Они говорили очень уверенно, и это давало ощущение, что мы находимся в надежных руках. Я не хотел умирать из-за чьей-либо небрежности. Тихий голос в застенках головы зашептал, что у меня в венах бежит кровь викинга, потому что я скорее умру от топора в брюхе, чем из-за того, что кто-то нажал на неправильный выключатель.

Когда я услышал ровный голос второго пилота, сообщающего: “Осталось три минуты”, ситуация показалась мне весьма благоприятной. Эти ребята знали свое дело, все шло нормально.

Перед запуском они наденут кислородные маски, и я не смогу слышать их. Пассажирские места, к которым мы были привязаны, не было нужды оборудовать кислородными масками, зато там имелись запасные кислородные резервуары, на случай, если корабль начнет терять давление. Я не мог оторвать глаз от монитора, на котором большая ползучая тварь семенила вокруг, вроде как разбираясь с причиной запуска. Вот почему я был так счастлив услышать голос Райли: “Осталось две минуты”.

– Как дела?
– спросил главный старшина Куртис.

– Хорошо, ответил я. Многого я видеть не мог. Если бы повернул голову по по-настоящему неудобным углом, я мог встретиться с ногами Арлин.

– Мы готовы поднимать якорь, - отозвался он.

– Осталась одна минута, - оповестил второй пилот. Я готов был поверить, что мы, наконец, оторвемся от земли. Монитор показывал, как вернулся паук-мозг и начал расталкивать минотавра. Паровой демон лежал поблизости.

Селектор разродился треском вперемешку с визгом - возможно, это какой-то код пришельцев. Это вызвало у меня головную боль еще до того, как “Бова” устремилась к звездам.

Самым прекрасным моментом было наблюдать, как паук-мозг мечется в оранжевом пламени корабля.

Отряд демонов перестал беспокоить нас с той же скоростью, с какой коммандер нажала на кнопку. Но теперь неприятности доставляли два других монстра: гравитация и давление. Я чувствовал, как они сели на мою грудь. Я был избалован легкими стартами с Марса. Преодоление виртуальных гравитаций Фобоса и Деймоса вообще не в счет. Я забыл, насколько тяжелее было освобождаться от гравитации нашего старого грязного шара.

Было больно. Я должен переучивать себя полетам. От давления у меня появилась мать всех головных болей. Когда я пытался сфокусироваться на чем-то, зрение плыло. Вибрация была снаружи и изнутри головы. Закрыв глаза, я поблагодарил сестер моей католической школой за то, что они послали нам Тэйлор и Райли.

Мы могли наблюдать себя в мониторах. Я бы предпочел иллюминатор. Но чистота изображения экранов заслуженно носила эпитет из документации: “кристальная ясность”.

При взлете казалось, будто мы устремляемся в бесконечность ночи. Привязанный к своей кушетке, я мог определить, что “Бова” покидает атмосферу, только за счет того, что звезды прекратили мерцать. Они были похожи на спокойные, белые глазки, рассыпанные по черному бархату космоса. Арлин и подумать не могла, что в моей душе было место для поэзии, потому что я никогда не говорил с ней таким вот образом. Прежде всего она была англичанкой. Я прощал ее за это. Что еще я мог сделать? Она расценивала меня как главного шефа в нашем отделе.

Лучший способ прикрыть свою задницу состоял в том, чтобы держать поэтические чувства при себе.

Хорошо, что можно было думать о чем-то другом, помимо физического напряжения от взлета. Ускорители - ускоряли. Все тряслось, гремело и каталось. Я думал о том, как же много работы командующий и ее радарный офицер должны делать, обходясь без наземной поддержки.

Не было никого, кому можно было бы позвонить по телефону и спросить о плане полета. Мы были сами за себя. Маленький голосок в застенках мозга выбрал момент, чтобы поднять эту раздражающую тему: что, если плохие парни собьют нас в воздухе? Ни в одной из наших бесед никто не рассматривал эту возможность. Во всяком случае, вслух. Ну что ж, пока я был занят этой мыслью, я мог не волноваться, что пойдет дождь.

Старые ремни-крепления вызывали боль в глубине челюсти. Прекрасно, может быть, я смогу найти демона-дантиста! Тряска начинала меня доставать. Умом я понимал, что корабль был в норме. Требовалось много энергии, чтобы выкарабкаться из зоны гравитации. Однако чувства твердили мне, что все мы скоро вылетим в космос в виде миллиона кусочков.

Мои мысли вновь стали поэтическими. А затем все закончилось. Хорошая часть закончилась. Вибрация прекратилась. Я заметил, что потею, словно мизинцы после пятидесяти отжиманий. Затем весь тот вес, с которым я так боролся, просто исчез. Свободное падение.