В Вологде Кедров и латыш Эйдук вырезали поголовно всю местную интеллигенцию.

В Воронеже людей бросали в бочки с вбитыми гвоздями и скатывали бочки с горы. Здесь же, как и в прочих городах, выкалывали глаза, вырезали на лбу и на груди советские звезды, бросали живых людей в кипяток, ломали суставы, сдирали кожу, заливали в горло раскаленное олово. В Николаеве чекист Богбендер, имевший помощниками двух китайцев и одного каторжника-матроса, замуровывал живых людей в каменных стенах. В Пскове все пленные офицеры были отданы китайцам, которые распиливали их пилами на куски.

В Полтаве чекист Гришка предал лютой казни восемнадцать монахов, приказав посадить их на заостренный кол, вбитый в землю. Этим же способом пользовались и чекисты Ямбурга, где на кол были посажены все захваченные на Нарвском фронте пленные офицеры и солдаты. В Благовещенске всем жертвам чрезвычайки вонзали под ногти пальцев на руках и ногах граммофонные иголки. В Омске пытали беременных женщин, разрезая животы и вытаскивая кишки наружу.

В Казани, на Урале и в Екатеринбурге жертвы распинали на крестах, сжигали на кострах или бросали в раскаленные печи.

В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин, так и женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки, выкалывал им глаза, а затем приказывал отрубать им головы.

В Севастополе людей связывали группами, наносили им ударами сабель и револьверов тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском порту были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться: двое из них, после того как побывали на дне моря, сошли с ума. Когда третий решился нырнуть в воду, то выйдя, заявил, что видел целую толпу утопленников, привязанных ногами к большим камням. Течением воды их руки приводились в движение, волосы были растрепаны. Среди этих трупов священник в рясе с широкими рукавами подымал руки, как будто произносил проповедь...

В Алупке чрезвычайка расстреляла 272 больных и раненых, подвергая их такого рода истязаниям: заживающие раны, полученные на фронте, вскрывались и засыпались солью, грязной землей или известью, а также заливались спиртом и керосином, после чего несчастные доставлялись в чрезвычайку. Тех из них, кто не мог передвигаться, приносили на носилках. Татарское население, ошеломленное такой бойней, увидело в ней наказание Божие и наложило на себя добровольный трехдневный пост.

В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосердия, предварительно насиловали их, и женщины запасались ядом, чтобы избежать бесчестия. По официальным сведениям, а мы знаем, насколько советские "официальные" сведения точны, в 1920-1921 годах, после разгрома войск генерала Врангеля, в Феодосии было расстреляно 7500 человек, в Симферополе 12 000, в Севастополе - 9000 и в Ялте - 5000. Эти цифры нужно, конечно, удвоить, ибо одних офицеров, оставшихся в Крыму, было расстреляно, как писали газеты, свыше 12 000 человек, и эту задачу выполнил Бела Кун, заявивший, что Крым на три года отстал от революционного движения и его одним ударом нужно поставить вровень со всей Россией.

В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти весь город. Заложники уведены были за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной проволокой. Их заставляли становиться на колени в двух шагах от вырытой ямы и рубили им руки, ноги, спины, штыками выкалывали глаза, вырывали зубы, распарывали животы.

В Тифлисе чекист Панкратов убивал ежедневно около тысячи человек не только в подвалах чрезвычаек, но и открыто, на городской площади Тифлиса, где стены почти каждого дома были забрызганы кровью.

После занятия прибалтийских городов в январе 1919 года эстонскими войсками были вскрыты могилы убитых, и тут же было установлено по виду истерзанных трупов, с какой жестокостью большевики расправлялись со своими жертвами. У многих убитых черепа были разможжены так, что головы висели, как обрубки дерева на стволе. У большинства жертв до их расстрела уже были штыковые раны, внутренности вывернуты, кости переломаны. Один из убежавших рассказывал, что его повели с 56-ю арестованными и поставили над ямой. Сперва начали расстреливать женщин. Одна из них старалась убежать и упала, раненная, тогда убийцы потащили ее за ноги в яму, пятеро из них спрыгнули на нее и затоптали ногами до смерти.

В Сибири, кроме уже описанных пыток, применялись и такие: в цветочный горшок сажали крысу и привязывали его жертве к животу, или к заднему проходу, а через небольшое круглое отверстие на дне горшка пропускали раскаленный прут, которым прижигали крысу. Спасаясь от мучений и не имея иного выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрызала отверстие, через которое вылезала в желудок, разрывая кишки, а затем - вылезала, прогрызая себе выход в спине или в боку...

Так называемая "революционная законность" на деле вылилась в полнейшее беззаконие, беспредел на государственном уровне. По существу, вся страна была превращена в громадный лагерь. Нельзя удержаться от того, чтобы не привести некоторые отрывки из статьи Дивеева, напечатанной в 1922 году за границей. Автор живописно изображает нравы с приходом красных. "С полгода тому назад привелось мне встретиться с одним лицом, просидевшим весь 1918 год в московской Бутырской тюрьме. Одной из самых тяжелых обязанностей заключенных было закапывание расстрелянных и выкапывание глубоких канав для погребения жертв следующего расстрела. Работа эта производилась изо дня в день. Заключенных вывозили на грузовике под надзором вооруженной стражи к Ходынскому полю, иногда на Ваганьковское кладбище, надзиратель отмерял широкую, в рост человека, канаву, длина которой определяла число намеченных жертв. Выкапывали могилы на 20-30 человек, готовили канавы и на много десятков больше. Подневольным работникам не приходилось видеть расстрелянных, ибо таковые ко времени их прибытия бывали уже "заприсыпаны землею" руками палачей. Арестантам оставалось только заполнять рвы землей и делать насыпь вдоль рва, поглотившего очередные жертвы чека...

К середине 20-х годов массовые расстрелы в Советской России прекратились или стали так редки, что скорее были исключением. Смертоубийства продолжались совершенно иными приемами, чем в начале большевистского владычества. Советские правители при своих кровавых расправах решили избегать гласности... Ночью подъезжает к дому грузовик. Раздается звонок, обитатели дома поспешно одеваются и осторожно подходят к двери. Трое или четверо вооруженных людей спрашивают имя того, кто стоит за дверью. Изнутри следует ответ. "Так и есть, - говорят вооруженные, - идемте с нами".
– "Боже милостивый, куда же это?" - слышно из-за двери. "Так, пустяки, вас подозревают в занятии спекуляцией, вас требуют к следователю".
– "Следует мне взять с собой что-нибудь, доказательство моей невиновности или вообще еще что-нибудь?" - "Ничего не надо, только не ломайтесь, через несколько часов будете дома!"