«1795 года июля 23-го дня вотчина её светлости святыя Екатерины кавалера рождённой принцессы Екатерины Петровны Голштейн Бек, супруги его Сиятельства, господина генерал-поручика и разных орденов князя Ивана Сергеевича Барятинского Курского наместничества Суджанской округи, выборной атаман Демьян Дмитриев сын Шломин дал сию сказку о положенных в ниже писанном госпожи моей с показанием из того числа разными случаями убылых по самой истине без всякой утайки; а буде кем впредь облечен являюсь или по свидетельству найдется, что кого-либо утаил, то повинен положенному по указу, штрафу без всякого милосердия». Далее перечисляются все жители села Снагость: фамилии взрослых, детей, умерших: «Итого мужского пола состояло – 1329, убыло – 329, налицо – 1531; душ женского пола состояло – 1396, убыло – 617, налицо – 1719 душ. Всего населения – 3250 душ».

У Сергея Ивановича было два сына Иван и Федор. Младший сын Фёдор Сергеевич был особой, приближенной к императрице Екатерине II. Офицеры Алексей и Григорий Орловы, унтер-офицер Григорий Потёмкин и поручик князь Фёдор Барятинский возглавили дворцовый переворот 1762 г. Они, собственно, и посадили Екатерину на престол. Пётр III, нелюбимый муж Екатерины II, после шестимесячного правления был низложен и посажен под домашний арест. Спустя шесть дней Екатерина II получила записку с пьяными каракулями Алексея Орлова. В записке говорилось: «Матушка готов идти на смерть, но не знаю, как беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Государыня, свершилось беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором; не успели мы разнять, а его уже не стало…»

Ротари Пьетро Антонио. Портрет Екатерины Петровны Голштейн-Бек, позже княгини Барятинской. Середина XVIII века

После смерти Екатерины II император Павел Петрович (сын Петра III и Екатерины II) приказал вскрыть могилу отца и перезахоронить его. Екатерину II и Петра III погребли в Петропавловском соборе вместе, как умерших в один день. Император заставил Алексея Орлова и Федора Барятинского идти за гробом их жертвы. По возвращению с похорон Алексею Орлову вручили царский подарок – золотую усыпанную бриллиантами табакерку, на которой вместо портрета императора красовалась виселица. Федор Барятинский получил отставку и был удален со двора.

По Екатерининскому губернскому делению граница Малороссии прошла по Снагостской округе и отделила деревню Апанасовка не только от села Снагость, но и от вновь образованной Курской губернии и Великороссии. Деревня оказалась в Мирапольском округе Харьковского наместничества. В то же время, Снагость и Апанасовка составляли как бы одно целое.

Священник Снагостской Ильинской церкви уговорил помещиков поставить ещё один храм – Рождество-Богородицкий. Он добился в епархии разрешения на строительство и аргументировал это тем, что «село Снагость по душенаселению превосходит город, и более двух с половиной тысяч его прихожан причащаться не успевают». (В 1719 году в России было 316 городов, из которых 30 имели более 4000 жителей.)

С появлением Рождество-Богородицкой церкви село Снагость стало неким духовным и торговым центром в округе. В шести верстах располагались деревни Ивановское (позже Обуховка) и Гапоново, в четырёх – деревня Бяхово, в трёх – Апанасовка. Жители Апанасовки, Бяхово, Вишнёвки еженедельно посещали воскресную службу в Снагости, добираясь в село «кто пехом, а кто на лошадях».

В метрической книге Рождество-Борогородской церкви в 1892 году был зарегистрирован брак Пантелея Андреевича Загорулькина и Ольги Антоньевна Андрияшиной – моих дедушки и бабушки. Обоим было по 20 лет. А в 1905 году – рождение Дарьи Андреевны Андрияшиной (5 марта 1905 года) – моей мамы.

Ближайший родственник помещиков Лукашовых Пафнутий был настоятелем Рыльского Николаевского монастыря. По просьбе снагостской родни он добился того, что епархия выдала разрешение на строительство в Снагости еще одной церкви, третьей – Николаевской. Лукашовы на «свой приход» денег не пожалели – фундамент заложили каменный под церковь и колокольню. Но саму церковь и колокольню построили деревянные. Был построен также отдельный дом для приходской школы. Афанасий Лукашов влез в долги, заложив часть своей земли и деревню Апанасовку помещику Михаилу Щекину. Церковь находилась напротив кладбища, рядом с домом Андрияшиных Александра и Веры от нашего дома на расстоянии 500–700 метров. В метрической книге Николаевской церкви имеется запись регистрации брака: Андрея Ивановича Андрияшина и Марфы Григорьевны Серединой (1893 год) – моих дедушки и бабушки. В момент регистрации им было по 18 лет. Также имеется запись о регистрации рождения Загорулькина Александра Пантелеевича – моего отца (5 августа 1897 года) и его братьев: Тимофея, Сергея, Марка; сестер: Агафьи, Анны и Веры.

Сын Ивана Сергеевича Барятинского – Иван, родившийся в 1767 году, впоследствии тоже стал дипломатом. Он жил в Англии, усвоил все тамошние обычаи и порядки и решил усовершенствовать по английскому образцу сельское хозяйство в Курских имениях. После смерти отца в 1811 году он оставил дипломатическую службу и вернулся в Россию, где занимался строительством своей новой усадьбы Марьино. (Иван Иванович был дважды женат и обе его жены имели имя Мария, поэтому так и названа усадьба.)

Федор Степанович Рокотов. Портрет Ивана Ивановича Барятинского

Князь создал усадьбу, ни в чем не уступавшую блестящим образцам дворцово-паркового искусства Петербурга и Москвы. Дворец пользовался большой известностью в России. Число комнат в нем исчислялась сотнями, а в них хранились настоящие богатства. Князь обладал утонченным вкусом; он украшал свой дом оригинальными произведениями знаменитейших мастеров живописи и скульптуры. При дворце состояли сотни обойщиков, слесарей, столяров, каретников, штукатуров, лепщиков, живописцев, позолотчиков, резчиков и садовников. В парке было множество оранжерей, зверинец, поэтические «кошары», носящие имена дочерей князя. Каждая дочь имела в своем заведении сад, поэтический домик, где находились несколько коров самый высокой породы и все принадлежности для ведения молочного хозяйства. В Марьино поступали редчайшие произведения искусства отечественных и зарубежных художников и скульпторов. Имелся крепостной оркестр, который состоял из 50 музыкантов. Был постоянный театр, в котором игрались пьесы на русском и французском языках. Несмотря на 200-летнее существование, дворцово-парковый ансамбль сохранил отчётливый черты своей эпохи.