В селе Ясном Сеченовского района Нижегородской области фольклористы записали рассказ о явлении Божьей Матери у священного источника: «Поехали они за водой. И вот они рвут лошадей-то, рвут лошадей. И вот идёт, говорят, как плачет, идёт во всем чёрном. Подошла и говорит: “Не рвите лошадей-то, миленькие, не рвите вы лошадей”. Нагнулась, говорят, достала ртом воды, обрызнула – и всё, и сама с плачем ушла. Божья Мать это» [116] . Выходит, что даже самой Богоматери приходилось увещевать крестьян, чтобы те «не рвали» своих коней.

Во многих местах России «конским праздником» считался день святых Флора и Лавра (31 августа по новому стилю). Сказывали, что Флор и Лавр добры к лошадям – эти святые, дескать, не позволяют крестьянам их избивать. В селе Торговищи Красноуфимского уезда Пермской губернии в конце XIX века объясняли, что «на лошадях в этот день не работают или же стараются даже не бить их кнутом» [117] . Стараются… Видать, не так просто отказаться от побоев.

Писатель и публицист П.В. Засодимский в опубликованном в 1878 году очерке «Лесное царство» отмечал, что коми-зыряне «добродушны, сострадательны». И пояснял: «Мне никогда, например, не приводилось видеть, чтобы зырянин бил лошадь так жестоко и так глупо, как бьёт лошадь русский ожесточившийся человек» [118] .

Польский мыслитель и литератор Генрих (Хенрык) Каменьский (1812–1865), который несколько лет провёл в вятской ссылке, вернувшись на родину, написал и, прикрывшись псевдонимом, в 1854 году издал роман «Пан Юзеф Бояльский». Там, в частности, сопоставлялись два героя – русский и поляк – по признаку: погоняют ли они кнутом запряжённых в повозку лошадей или нет. Благородный поляк, дескать, не позволяет такого – кнут в руках его возницы только плещет по воздуху направо и налево, отбивая такт конского бега. Когда же едет русский, возница понукает измученных коней не только криками, но и ударами [119] .

По наблюдению французского аристократа А. де Кюстина, в 1830-х годах русские простолюдины проявляли полное равнодушие к упавшей лошади. В связи с одним таким случаем он писал: «Русским далеко до принятия закона, защищающего животных от дурного обращения людей, какой существует у англичан; у русских в защите нуждаются прежде всего люди, а не собаки и не лошади, как в Лондоне. Мой фельдъегерь просто не поверил бы в существование такого закона». Кюстин вообще интересовался лошадьми: «Бедные лошади… Людей мне жаль меньше – русский находит вкус в рабстве»; «Требования, какие предъявляют здесь к животным, вполне согласуются с отношением к людям: русские лошади не выдерживают дольше восьми-десяти лет» [120] .

А человек следующего века, житель большого города и настоящий, тонко чувствовавший поэт – Владимир Маяковский – к ситуации с упавшей на улице чужой лошадью отнёсся не так, как люди прежних времён, а с состраданием: «Деточка, // все мы немножко лошади, // каждый из нас по-своему лошадь» («Хорошее отношение к лошадям», 1918) [121] .

В 1823 году А.С. Пушкин набросал стихотворение «Телега жизни». Там была строфа:

В таком виде это стихотворение обычно приводилось в позднейших изданиях. Как заметил литературовед В. И. Новиков, «многие поколения читателей будут угадывать, что рифмуется с глаголом “сломать”» [123] . Посылая рукопись «Телеги» П.А. Вяземскому, Пушкин писал ему: «Можно напечатать, пропустив русский титул». Вяземский подправил эти строки, и стихотворение было опубликовано в 1825 году в журнале «Московский телеграф»:

(курсив в этой публикации. – В.К) [124] .

Специалистка по так называемой лингвоэкологии Л.Н. Савельева комментировала это: «Конечно же, цензурное исправление текста нанесло явный и существенный урон художественному смыслу: новый маловразумительный возглас седока (не говоря уже о несуразной второй строке) практически перечёркивает необыкновенно яркий, живой образ безудержного молодечества, широкой русской удали, своего рода лихаческого посвиста в том “русском титуле”, который легко восстанавливается носителем русского языка на месте стыдливого многоточия» [125]

Конец ознакомительного фрагмента.