Шрифт:
Населённый пункт Майдан-Шахар прошли без сюрпризов, так как в нём располагался афганский гарнизон. В общей сложности колонна прошла шестьдесят километров – это середина дороги между Кабулом и Газни, здесь их и встретило сопровождение. По приказу, назад они должны были возвращаться пустыми, но пришлось принять незапланированную колонну в количестве трёхсот единиц.
Не останавливаясь, они начали двигаться в сторону Кабула. Цепочка вытянулась на километры, и самое сложное заключалось в том, что их тягач по ширине занимал полностью всю дорогу. При любой остановке все следовавшие за ним машины тоже останавливались – отличная мишень для душманов.
«Замок» колонны передал, что за ними следуют мирные афганцы, везущие свой урожай в Кабул. Колонна двигалась медленно. Санька знал, что если они не вернутся в Кабул до пятнадцати часов, то в кишлаке перед ним их встретят моджахеды. Он приказал по радио связи сомкнуть колонну как можно теснее, остановив головную машину, а сам вместе с отрядом сопровождения и десантниками блокировал дорогу.
Взвод с минёрами медленно входил в кишлак. Командир опять разрушил замысел моджахедов, которые надеялись вывести из строя тягач и, расчленив колонну, легко уничтожить оставшуюся часть.
Санька приказал Игорю с группой десантников обойти кишлак справа от дороги, блокировав его сзади. Рустам с ещё одной группой обошёл селение слева, выйдя в тыл к душманам.
Для них это оказалось шоком. Когда кишлак был блокирован по флангам, Санька с группой сопровождения перекрыл ёлочкой дорогу в самом кишлаке и приказал колонне двигаться. Огонь большой плотности обрушился на колонну, однако свинцовый дождь с тыла охладил моджахедов, и вскоре по радиосвязи вскоре передали: «Сахар, у меня два трёхсотых». Пришлось посылать за ними БТР.
Одного десантника ранили в шею, и он вскоре скончался, а второго – вот что значит судьба – ранило пулей из английского ружья «бур». Она пробила бронежилет. Оказанная на месте помощь давала надежду спасти парня, но на крыльце госпиталя, до которого они доберутся через пятнадцать минут, на руках товарища, закрывающего сквозные раны ладонью, парень скончается.
С наступлением темноты вертолётчики, сбросив последние две авиабомбы, направятся в Кабул. Подбитый тягач загорелся, и Санькина колонна разделилась на две части, одной из которой пришлось искать объезд под пулями душманов.
Всё это время Санька испытывал действие адреналина, как будто соревновался со взбесившимся кабаном, применяя против него его же собственные уловки. Потом он почувствует пустоту внутри и холод, ляжет спать и проспит сутки до следующего задания.
ГЛАВА 14
О том, что с Санькой случилась беда, первой узнала Алёнка. Вернее, не узнала, а почувствовала. Был конец мая, она давно не ходила в институт: готовила дипломную работу. Защищаться девушка решила в керамике. Имелись у неё и изделия на гончарном круге, которые делала в мастерской настоящего художника, но сейчас она расписывала разрезанные на отдельные кусочки небольшого размера изображения старого города. Работала увлечённо – эмаль после обжига меняет цвет, и она старалась не допустить ошибки.
Сложив изделия в мощную муфельную печь – простая у неё и своя есть, – девушка позвала скульптора, Бориса Александровича, чтобы он проверил, правильно ли она уложила детали своего панно, не потрескаются ли они. Он посмотрел в зев пока ещё холодной печи, закрыл чугунную дверцу и включил её. А потом, опустив в стеклянную банку самодельный кипятильник, художник предложит ей попить чаю.
Радуясь, что работа почти закончена, она распахнёт окно – на улице тепло, даже жарко, а здесь, в полуподвальном помещении, холодно. Алёнка была в лёгком платье, пузырившемся на животе. Портниха сшила с запасом, правда, живот у неё не вырос до таких размеров, хоть до родов и осталось всего-то две недели. Но, лишь только сев, почувствует сильный страх, побледнеет и покроется липким потом.
Борис Александрович, глядя на неё, сильно испугается и опрометью бросится наверх, где был телефон. Вызовет скорую, решив, что начались роды. Приехавший фельдшер, окинув роженицу беглым взглядом, подумает, что тревога ложная – живот ещё даже не опустился, но поможет ей дойти до машины. А в скорой Алёнке второй раз станет худо – все внутренности скрутит в узел, на миг и ей, и старой акушерке тоже покажется, что она умирает.
Скорая с воем помчится по улицам к ближайшему роддому. На глазах фельдшера живот с бульканьем опустится, по ногам потекут воды. Пожилая женщина будет ругать себя за то, что не подготовилась к приёму ребёнка и начнёт суетливо наставлять медсестру.
Но это было только начало Алёнкиных мук. Вскоре пришли схватки: сначала с большими перерывами, и в один из них её переведут из машины в палату к другим роженицам, а после звонка матери, которой о случившемся Борис Александрович сообщил после отправки, – переведут в отдельную палату. Только Алёнке было уже всё равно – схватки участились. Подъехавшая на такси мать держала её за руку, напоминая, как дышать, но девушка, ничего не слыша, сжимала её запястье с такой силой, что синяки потом держались больше недели.