– Нет, - я обрываюсь и испуганно смотрю на Лёшу.

Мне до сих пор не верится, что он согласился оставить этого перепуганного найдёныша. Чувствую себя маленьким ребёнком, которому разрешили завести котёнка. Хотя я ведь давно могла уже перебраться в квартиру отца или продать её и купить что-то иное и завести себе питомца, правда, раньше я не думала о животных. Все мои мысли занимала карьера, и я не понимала, что маленький пушистый друг важен и моей дочери.

– Что не так?

Хочется попросить Алексея не возвращаться потом, чтобы не вызывать подозрений у охранников, но я напоминаю себе, что всё равно решила разорвать отношения с Евгением, поэтому не так уж и важно, что там обо мне подумают.

– Не уходи сейчас. Пожалуйста.

Возможно, котёнка кто-то принёс? Подбросил нам? Или его загоняла Ева? А вдруг он забрался ещё утром, но прятался где-то на шкафу? Даже прыжок с подоконника мог стать следствием скрипа и шороха, но мне всё равно неловко.

– Конечно, я останусь, если ты просишь, - с дрожью в голосе отвечает Лёша, а его взгляд застывает на игрушке, которую прижимает к себе Леся.

– Милая, поможешь мне?

Леся с радостью спешит вместе со мной на кухню. Она кладёт своего Плюшку на стул, и пока я наливаю и разогреваю молоко, сидит на корточках, наглаживая котёнка, чтобы никуда не убежал.

– А как он поедет с нами? Вдруг он описает машину? – спрашивает дочка.

– Это не беда. Отвезу машину на мойку. Разве мы можем из-за такой мелочи оставлять малыша на произвол судьбы?

Лёша говорит так, что у меня сердце разрывается. Желудок сводит, и я стараюсь не утопать в том умилении, что накатывает сильнейшей волной.

– Ты добрый, - заключает Леся, подняв на Лёшу взгляд.

Меня умиляет реакция дочери. Ей определённо понравился отец: пусть она пока и не знает, что он родной ей человек, а уже словно почувствовала что-то.

Котёнок набрасывается на молоко и довольно скоро от того ничего не остаётся. Когда он вдоволь наедается, начинает громко мурлыкать и обтираться о колени Леси.

– Ну теперь мы можем ехать? – спрашиваю я, сама не знаю у кого – у котёнка или у самой себя?

Поднимаю малыша на руки и заворачиваю в полотенце. Он прикрывает глаза и потихонечку засыпает. Леся забирает игрушку, а Лёша берёт чемоданы.

Пока я не знаю, правильно ли поступила, попросив о помощи именно его, своего бывшего и отца дочери, но что-то подсказывает, что иначе не могла.

Лёша помогает нам сесть в салон, пристёгивает Лесю и многозначительно смотрит на меня, открыв дверцу пассажирского сиденья рядом с водителем.

– Я сяду рядом с дочкой. Если ты не против?..

– Не против, конечно.

Мужчина захлопывает дверцу. Некоторое время мы смотрим друг другу в глаза, словно не было всех этих ссор в последнее время и попыток что-то доказать друг другу. Мы ведём себя как старые приятели, и мне не хочется преступать эту грань.

– Надеюсь, мы не доставим тебе хлопот. Я постараюсь как можно быстрее решить вопрос с отцовской квартирой.

– Вы не доставите мне хлопот, - сухо отвечает Алексей, словно мои слова обидели его.

Больше ничего не говорю, обхожу машину и сажусь, а Леся тут же тянется ко мне, чтобы погладить котёнка.

– Мама, как мы его назовём?

– Малыш, я пока не знаю. Мы ведь даже не посмотрели, кто он – девочка или мальчик.

– Предлагаю заехать в веткабинет, чтобы врачи осмотрели его и сделали необходимые процедуры. Потом мы можем купить для него всё необходимое, - оборачивается в нашу сторону Алексей. – Если же вы устали, то могу завезти вас в квартиру и сделать всё самостоятельно.

– Мама, можно, мы поедем с Лёшей?

А Барсов ей на самом деле понравился. Женю она называла всегда «дядя Женя», а своего отца сразу приняла за друга.

– Конечно. Раз Лёша хочет, мы поедем с ним.

Ловлю на лице Барсова улыбку. Куда делась вся спесь и ненависть ко мне? Ещё совсем недавно он вёл себя совершенно по-другому. А ведь я тоже.

Сердце замирает, а я прикрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Котёнок успокаивающе мурлычет, и мне нравится это звучание, оно похоже на тёплую колыбельную. Не уснуть бы такими темпами.

Я меняюсь.

Мне кажется, что душа внутри начинает необратимый процесс обращения, на который я не могу как-то повлиять или воздействовать.

Не знаю – хорошо это или плохо, однако я перестал злиться на Владу за то, что скрывала от меня правду о дочери. Я перестал думать о себе, о бизнесе… Важнее, чтобы эти девочки находились в безопасности, даже если мне придётся уехать куда-нибудь в глушь, даже если я буду вынужден лишиться того комфорта, что имею теперь.