– Тайный выход из кабинета ведет на задний двор… – маркиз ткнул тростью в противоположную дверь. – Теперь вы понимаете, почему я обратил внимание на зеркала в гостиной?

– Граф основательно перестроил весь дом.

– Верно! Прошу за мной…

Торжество длилось недолго, поскольку они попали даже не в комнату, а в маленькую каморку со стулом в центре. Она представляла из себя обложенный кирпичом каменный мешок не более четырех шагов в длину и трех в ширину. На одной ее стороне чернело узкое, впаянное в стену окно. Но выходило оно не на ту же сторону, что и остальные окна, а вовнутрь дома. Единственно подававший надежду стул указывал на то, что некто, должно быть, сидел здесь довольно долго: вокруг были раскиданы огрызки бумаги, раздавленные кусочки угля, хлебного мякиша и смолы.

– Темная? – предположил Краюшкин, безуспешно вглядываясь в окно. – Без ручек и рам… похоже на зеркало… Экая странная пытка…

Де Конн не отвечал. Он разминал пальцами подобранные крошки, прокручивая челюстью так, будто что-то медленно пережевывал.

– Здесь кто-то работал ивовым углем, – наконец сказал он и обратился к гайдуку: – Шарапа, выйдите и закройте плотно обе двери.

В сжатом пространстве глаза еще не успели привыкнуть к мраку, как блики света протиснулись через узкую полосу стекла. Де Конн и Краюшкин всмотрелись. Окно вело в небольшую гостиную…

– Это диванная за кабинетом графа, – уточнил чиновник.

– Забавно, – раздался смешок маркиза, – такие милые штучки обычно делают в стенах гостевых спален.

После нескольких минут в полнейшей темноте ворвавшийся в проем дверей свет показался ярким до отвращения. Краюшкин зажмурился и сморщился, де Конн отвернулся. Его взгляд упал на стул. Он застыл, вперившись в его поверхность. Перед его глазами красовался странный символ, вырезанный прямо в сидении стула.

– Вроде как ромб с поперечной линией и нечто вроде угловатой волны под ним, – пробубнил Краюшкин. – Как омега… кириллическая…

Маркиза не удовлетворило объяснение чиновника. Он поднял стул, повертел перед глазами, хмыкнул. Вдруг Краюшкин торжественно выпрямился и громко произнес:

– Ваше сиятельство, не обессудьте-с, но я лишь выполняю завещание графа, пожелавшего оставить его на данный случай.

– Какой случай?

– Граф Димитров особо выделил его-с, – чиновник, казалось, собирался с силами. Он виновато кашлянул в кулак и снова глянул в потолок, предварительно притопнув. – Воля графа состояла в том, что ежели в дом завещателя войдет, хм, человек, кожей темный, и, хм, найдет… да-с… обнаружит вот эту самую потайную комнату, то я обязан буду указать ему место, где хоронятся особые вещи…

– Так он ждал моего прихода?

– Вы разве не были знакомы?

– Нам не довелось друг другом полюбоваться, – как-то зло ответил маркиз. – Что за вещи?

В ответ Краюшкин попросил гостей проследовать за ним, в вестибюль, где, подойдя к закоптелому камину, нажал на край его полки. Топочная камера бесшумно повернулась, открывая скрытую за ней часть. Там, в довольно чистом и просторном тайнике, скрывался кожаный мешок. Шарапа одним рывком выдернул его и бросил в ноги хозяина. Грязный, похожий на истерзанный солдатский ранец, он вызвал необъяснимое волнение в маркизе. Нет, не страх, но волну воспоминаний, исходящих не из его прошлого, а чужого… Некоторое время все смотрели на хранилище «особых вещей». Чиновник снова кашлянул и притопнул ногой. Взгляды гостей устремились на него. Тот поддернул реденькими бровями, выудив из кармана сюртука конверт.

– Это тоже для вас, ваше сиятельство!

Маркиз молча принял послание, содрал печать и глянул в раскрытое письмо. Наступило то неосознанное безмолвие, в трепетной затаенности которого что-нибудь обязательно должно было прожужжать. Муха или пчела. Или по-особенному скрипнуть дверь в дальнем пролете. Или голубь забиться в стекло. Паук сорваться с потолка, на худой конец. Но ничего не прерывало затянутой паузы, и по зале разнеслось натужное сопение господина Краюшкина. Де Конн поднял на него прицельный взгляд.

– Вы читали эту записку? – спросил он. Тот отрицательно мотнул головой. – Тогда взгляните, любезный.

Обезображенное рубцами лицо чиновника покрылось еще и испариной, как только он бросил свой любознательный взгляд на содержание письма. Совершенно очевидно, Краюшкин не знал, как сдержать изумление, ибо его круглая голова с редкой растительностью над ушами плавно качнулась на короткой шее и принялась покачиваться из стороны в сторону без всякой на то необходимости. Пальцы, обтянутые замшевыми перчатками, дважды выронили бумажку, на белом глянце которой красовалось всего два слова: Nomen Nescio.

– «Без имени»… – выдавил он из себя.

– «Некто», – маркиз подправил улыбкой свою мрачную мину, отчего лицо его приняло выражение голодного хищника. – Вы уверены, что именно это передал мне граф Димитров?

– По-по-позвольте! Письмо было написано и скреплено печатью с его собственного перстня… Я сам был тому свидетелем… ва-ва-ваше сиятельство… Это то самое письмо!

Чиновник начинал краснеть со скоростью краба, брошенного в кипящую воду. Вдруг лицо де Конна расплылось в теплой благожелательности.