И добавил, уже про себя:

"На тот свет".

Хорошо. Он внизу, в почтовом ящике.

— Ты чо, охренел?! — взвился Рыжий. — А если его шпана вместе с газетами стырит или спалит? Радиолюбитель, лети мушкой на первый этаж, проверь. Найдешь крест, волоки сюда. А если он соврал, яйца отстрелим.

В это время раздался телефонный звонок. Два условных звонка, затем молчание. После этого телефон зазвонил снова.

— Это Чингиз, — сказал Радиолюбитель.

Рыжий снял трубку.

— Да, это я. Порядок, шеф. Он раскололся. Крест у нас. Ждем тебя.

Рыжий несколько преувеличивал, но считал, что так будет солиднее.

Радиолюбитель исчез за дверью. Хлопнула дверь лифта. Лях выждал минуту и спросил Рыжего.

— Как думаешь, он вернется?

— Чего? — протянул Рыжий.

Эта простая мысль только сейчас пришла ему в голову.

— Я бы свалил, — ответил Лях. — Знаешь, сколько этот крест стоит? Лимон!

Рыжий рванулся к двери, крикнув в соседнюю комнату:

— Длинный, присмотри за клиентом!

— Чо за базар? — из спальни показался Длинный с обрезом в руках.

— Я на секунду! — Рыжий выскочил из квартиры и с грохотом поскакал вниз по лестнице.

— Куда они делись? — не врубился Длинный.

— Забрали крест и свалили, — пояснил Лях.

— Не свисти! — крикнул Длинный, но и сам рванулся в прихожую.

Лях только и ждал этого момента. Он вскочил со стула, подскочил к письменному столу и на ощупь выдвинул ящик, за ним другой. Скрепка нашлась в третьем.

Ляху повезло. Если бы его не заковали в браслеты, а, скажем, связали ремнем или веревкой, освободиться было бы гораздо труднее. Скрепка послужила ему отмычкой. Он едва успел открыть один из браслетов, когда в комнату ворвался красный от ярости Радиолюбитель. За ним лез Длинный. Видимо они столкнулись возле входной двери.

— Где крест, сука?! — орал крепыш.

Лях плюнул ему в лицо. Это был не совсем плевок и уж совсем не слюной. Радиолюбитель вскрикнул и схватился за глаз. Пистолет выпал из его руки. Новый "плевок" — и лицо Длинного залилось кровью из прорезанной брови.

Лях в совершенстве освоил сложный воровской прием — "плевок мойкой". Вот и сейчас тонкие лезвия безопасной бритвы, которые он таскал за щекой для такого случая, сделали свое дело.

Окончательно освободив руки, Лях приблизился к противникам. Воспользовавшись наручниками как кастетом, он ударил Радиолюбителя в висок. Послышался тошнотворный хруст и крепыш замертво рухнул на пол. Второй удар — и не успевший прийти в себя Длинный лег рядом с товарищем.

Лях бросился в спальню. Надя сидела в кресле, связанная, с кляпом во рту. Он подхватил со столика маникюрные ножницы и освободил ее. Из прихожей снова послышалась громкая брань. Видимо Рыжий вернулся ни с чем. Но, в отличие от Радиолюбителя, прокатившегося на лифте, ему пришлось спускаться и подниматься пешком.

Лях метнулся к выходу. Он успел вовремя. Рыжий ткнулся в гостиную и замер при виде двух недвижных тел сообщников. Пистолет он спрятал, когда носился по лестнице и теперь попытался выхватить. Но не успел. Лях оказался рядом и воткнул ему маникюрные ножницы в шею в том месте, где проходила артерия. Он едва успел развернуть падающего бандита так, чтобы фонтан крови ударил в стену.

Из спальни послышались неуверенные шаги. Лях не мог допустить, чтобы Надя увидела картину бойни. Он сорвал с дивана большое покрывало и накинул на тела бандитов. После этого повернулся к Наде.

— Что здесь произошло? — слабым голосом спросила она.

— Эти скоты тебя обидели и я их слегка проучил, — ответил Лях.

— Они… мертвы?

— Надеюсь. Нам срочно надо уходить отсюда. Собери самое необходимое.

— Но куда?

— Поживешь пока в гостинице "Москва". Номер оплачен до конца месяца. И прости меня.

Надя все еще не могла прийти в себя.

— Скажи, это из-за моего креста?

— Да. Но теперь это кончится. Я отдам его в общак. И вот что… Я решил… Одним словом, теперь мы будем вместе. Если ты не возражаешь, конечно. Ты же все-таки замужняя женщина.

Седой стоял навытяжку перед генералом Цыгуном. От его вальяжности не осталось и следа. Он торопливо оправдывался:

— Товарищ генерал, я не виноват. Я все аккуратно зачистил, но кто-то настучал самому Антропову.

— Об операции знали трое — Васин, я и ты. Васин мертв. Остаемся мы двое. Как полагаешь, на кого я могу подумать?

По его тону Седой безошибочно понял — генерал его приговорил. Чтобы опередить его, требовалось немного времени. Попытка была безнадежной, но он попытался: