Шрифт:
– О-о-о-х!
– Вот, видишь? У тебя есть воздух, много воздуха! А теперь вставай.
– Ради бога, дай ты мне спокойно полежать.
– Черта с два! Ты противная, пакостная, избалованная маленькая дрянь, если ты не встанешь, никто никогда не будет тебя любить! И Материня тебя любить не будет. Да скажите же ей, Материня!
– Вставай, доченька!
Крошка пыталась встать изо всех сил. Я помог ей – главное, что она пыталась! Дрожа, она приникла ко мне, и я удержал ее от падения.
– Материня! – позвала она слабым голоском. – Я встала. Вы… вы все еще любите меня?
– Да, милая.
– У меня… кружится… голова… я… наверное… не смогу… идти.
– Тебе не надо идти, маленькая, – сказал я ласково и взял ее на руки. – Больше не надо.
Она совсем ничего не весила.
Тропа исчезла, когда мы вышли из холмов, но следы краулера ясно отпечатались в пыли и вели на запад. Я сократил поступление воздуха так, что стрелка индикатора цвета крови повисла на самом краю отметки «опасность». Я держал ее там, нажимая подбородком на клапан только тогда, когда она начинала наползать на эту отметку. Я решил, что конструктор должен был оставить какой-то запас прочности, как бывает со счетчиками бензина в автомобилях. Крошке я велел не спускать глаз с ее индикатора и держать его в таком же положении. Она обещала слушаться, но я все время напоминал ей об этом, прижимаясь к ее шлему, чтобы мы могли разговаривать.
Я считал шаги и через каждые полмили просил Крошку вызывать станцию. Она была за горизонтом, но, может быть, их антенна достаточно высока, чтобы засечь нас.
Материня тоже говорила с ней, говорила все, что угодно, лишь бы не дать ей потерять сознание. Это помогло экономить силы и мне.
Несколько позже я заметил, что стрелка моего индикатора снова зашла за красное. Я нажал на клапан и подождал. Безрезультатно. Я снова нажал на него, и стрелка медленно поползла в сторону белой отметки.
– Как у тебя с воздухом. Крошка?
– Все нормально, Кип, все нормально.
Оскар орал на меня. Я моргнул и заметил, что моя тень исчезла. Раньше она простиралась вперед и под углом ложилась на следы. Следы все еще были на месте, но тени я больше не видел. Это разозлило меня, так что я обернулся и поискал ее взглядом. Она очутилась позади меня. В прятки вздумала играть, тварь проклятая!
«Так-то лучше», – сказал Оскар.
– Жарко здесь, Оскар.
«Думаешь, там прохладнее? Следи за тенью, приятель, и не спускай глаз со следов».
– Ладно, ладно, только отстань.
Я твердо решил, что больше не позволю тени исчезнуть. Я ей покажу, как со мной в прятки играть!
– Воздуха здесь чертовски мало, Оскар.
«Дыши слабее, дружище. Справимся».
– Да я уже своими носками дышу.
«Ну, так дыши рубашкой».
– Никак над нами корабль пролетел?
«Мне почем знать? Окуляры ведь у тебя».
– Не выпендривайся, не до шуток мне сейчас.
Я сидел на земле, держа на коленях Крошку, а Оскар крыл меня, почем зря, и Материня тоже:
«Вставай, вставай, ты, обезьяна чертова! Вставай и борись!»
– Встань, Кип, голубчик! Ведь осталось совсем немного.
– Дайте отдышаться.
«Ну, черт с тобой. Вызывай станцию».
– Крошка, вызови станцию, – сказал я.
Она не отвечала. Это так напугало меня, что я пришел в чувство.
– Станция Томба, станция Томба, отвечайте! – Я встал на колени, затем поднялся на ноги. – Станция Томба, вы слышите меня? Помогите! Помогите!
– Слышу вас, – ответил чей-то голос.
– Помогите! Mayday! Умирает маленькая девочка! Помогите!
Неожиданно она выросла прямо перед моими глазами – огромные сверкающие купола, высокие башни, радиотелескопы. Шатаясь, я побрел к ней.
Раскрылся гигантский люк, и из него навстречу мне выполз краулер. Голос в моих наушниках сказал:
– Мы идем. Стойте на месте. Передачу кончаю.
Краулер остановился подле меня. Из него вылез человек и склонился своим шлемом к моему.
– Помогите мне затащить ее вовнутрь, – выдавил я и услышал в ответ:
– Задал ты мне хлопот, кореш. А я терпеть не могу людей, которые задают мне хлопоты.
За его спиной стоял еще один, потолще. Человек поменьше поднял какой-то прибор, похожий на фотоаппарат, и навел его на меня. Больше я ничего не помнил.
Глава 7
Не знаю даже, доставили ли они нас обратно краулером, или Черволицый прислал корабль. Я проснулся от того, что меня били по щекам; я понял, что лежу в каком-то помещении. Бил меня Тощий – тот самый человек, которого Толстяк звал «Тимом». Я попытался дать ему сдачи, но не смог и с места сдвинуться – на мне было что-то вроде смирительной рубашки, которая спеленала меня как мумию. Я завопил.