— Ты ему сказал?! — Марфа приподняла голову с его плеча.

— Я — нет. Но, Мрысь, неужели ты думаешь, что никто из сотрудников «госТИНцев» — тот же бухгалтер, например, она ведь в курсе — не сообщили Тихону Аристарховичу, что у его дочери теперь другая фамилия?

— Ты прав… — задумчиво произнесла Марфа. — Об этом я как-то не подумала.

— Тихон Аристархович в курсе. И молчит. И это, честно говоря, меня слегка напрягает.

— Значит, надо сознаваться! Как это у вас говорят — чистосердечное признание смягчает наказание.

— Это называется «досудебное соглашение о сотрудничестве». И не факт, что это нам поможет. Но где наша не пропадала, да, Марфа Ракитянская?

— Так точно, Роман Ростиславович.

— Как же я люблю, когда ты послушная.

— Нас ждет расширенная судебная коллегия.

— Что ты имеешь в виду? — Марфа щелкнула ремнем безопасности.

— Мать написала, что они с отцом едут к Тихим.

— Ну и прекрасно! Два раза отчитываться не придется.

— Мне бы твой оптимизм.

— Неужели? Вот это сюрприз. Смотри, Варя, они таки соизволили поставить нас в известность.

Родители встречали их у входа. Вся поза отца, сложенные на груди руки, его тон, поворот головы — слегка вниз и вперед — все заставило Марфу похолодеть. И понять, что папа прав. Папа вообще всегда прав. И Рома прав — отец в курсе. Папа столько для нее сделал. А она… она не сказала ему о таком важном. Чистой воды эгоизм.

Марфа почувствовала, как Рома крепче сжал ее задрожавшие пальцы. Увидела, как мать положила отцу на плечо руку. Так, надо что-то делать, и быстро.

Она знает — что.

— Папа, давай наверх поднимемся. Мне надо с тобой пошушукаться.

— Ну давай, — после паузы хмыкнул отец.

Ее пальцы выскользнули из сжавшейся напоследок Ромкиной руки.

— Ромочка, я показывала тебе последний подарок от нашей дорогой Софии? — в Рому тут же споро вцепилась мама.

— Нет, — вздохнул Рома. — Не показывали.

— Ну так пойдем скорее!

Отец устроился в кресле-качалке, которое под ним жалобно скрипнуло. А потом заскрипело мерно и даже мелодично, когда отец стал раскачиваться. И какое-то время никаких звуков, кроме скрипа кресла-качалки, в комнате слышно не было.

Марфа подошла и встала сзади кресла. Некоторое время смотрела на шитую пионами подушку под отцовой шеей. Сколько всего на этой шее, кроме упрямой, тронутой сединой головы. И не сгибается.

— Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав.

Отец фыркнул.

— Тебе ответить тоже какой-нибудь заумной латынью? Про Юпитера и быка?

Марфа положила руки на спинку кресла. Оно замерло, а она наклонилась к уху отца.

— Папа, мне надо сказать кое-что тебе. То, что пока никто не знает.

— Марфа, о том, что ты уже не Тихая, а Ракитянская, знают все!

— А я не про это.

И она медленно вытянула перед собой руку, демонстрируя отцу кое-что. Это кое-что и в самом деле никто еще не видел, кроме Марфы. Даже Рома.

Отец долго смотрел на положительный тест на беременность. Потом вздохнул.

— Ну вот. Вот и дожил. Я, здоровый, крепкий и не старый еще мужик — дед.

— Папа…

— Ну-ка, отойди в сторону, я встану.

Снова скрипнуло кресло. А потом Марфа очутилась в крепких и надежных отцовых объятьях.

— Спасибо, хомячок.

Мама только взглянула на довольное лицо отца — и сразу все поняла. Марфе вообще казалось, что у родителей давно установлена телепатическая связь, и словами они говорят только при посторонних.

Мама всхлипнула — и бросилась обнимать Марфу. А когда Марфа все же разомкнула руки, то увидела, как отец вручает Роме тест на беременность.

— Держи. Твое.

Рома несколько секунд внимательно смотрел на тест, а потом бережно убрал его в нагрудный карман.

— Ну вот и хорошо. Не нарушил семейной традиции.

Отец усмехнулся.

— Ракитянские женятся только по залету.

— Точно. Плюс-минус несколько дней роли не играют.

Отец хотел что-то возразить, но бросил взгляд в окно.

— А вот и сваты приехали.

Пока отец с мамой открывали двери и махали гостям, Марфа подошла и прижалась к Роме. Положила голову на плечо.

— Не сердишься?

Ее обняли и ответно прижали.

— Конечно, нет.