Шрифт:
Кальдур примеряющее улыбнулся рыжему, поднял руки, показывая, что сдаётся, убедился, что мелкие бандиты уловили смысл его послания, развернулся и пошёл прочь. Дела в городе идут не очень хорошо, раз кучка детей готова драться с ним за еду среди бела дня. Кальдур не был дураком, чтобы ввязываться в такое противостояние. Физическая сила и его габариты ничего не решали, мелкой худой ручки вполне хватит, чтобы засадить ему заточку в спину или в ляжку. А если таких ручонок будет много, он ничего не сможет сделать. Слишком обидная смерть.
Опыт Кальдура подсказывал, что помимо рынка в этом городишке было полно не таких очевидных мест, где можно было попытать счастья в вопросе набивания пуза. Он не стал идти далеко. Обогнул центральную улочку, протиснулся по переулкам, прошёл по набережной рядом с портом и вдохнул речной воздух доков.
У забитой пристани мирно покачивались лодки и судёнышки всех размеров и мастей. Это был один из тех суровых годов, когда даже величественная Явор попала под власть льда и вынуждена была покорно ждать, пока солнце не освободит её из плена. Перевозчикам и торговцам предстояло ждать ещё недели две или три, пока риск столкновения с острой глыбой не исчезнет полностью. А пока в порту было пусто и малолюдно. Лишь несколько работяг латали паруса, проверяли вёсла, чинили и конопатили борта своих судёнышек.
Куда больше Кальдура интересовали рыбаки, они уже давно должны были начать рыбачить. Для начала сезона им нужна была всего лишь лодка, снасти, да пара весёл. Под прикрытием прибрежной косы из песка и скал, что стояла перед городом, и которой был знаменит Лукат, их предприятие выглядело абсолютно безопасным.
Кальдур изо всех сил сделал вид, что является частью этого порта, знает его как свои пять пальцев, что он свой человек и просто идёт по делам, как делал это уже сотню раз. Внимания на него, вроде как, не обращали, не косились и не провожали взглядом. И уже ближе к концу порта, ему улыбнулась удача.
Удачливый рыбак и его напарник, только-только пришвартовали громадную лодку и выбросили с её борта несколько сетей, полных бьющейся рыбы. Он услышал их радостную речь издалека, результат рыбалки впечатлил их самих, и они скрылись в прибрежной биндюшке то ли покурить трубку, то ли употребить чего покрепче, прежде чем освобождать сети и разбираться с уловом.
Стараясь не делать резких движений, Кальдур спокойно прошёл рядом, скрыл свой силуэт за грудой ящиков и нагнулся к сетям.
– Что-то потерял? Э? – окликнули его со стороны биндюшки.
Рыбаки не собирались делать перерыв. Они пошли за инструментом. Один из нз держал вёдра, а второй стискивал в кулаках тесак и острый нож для шкуры. Кальдур чертыхнулся, поднялся, на ходу выдумывая, чтобы соврать и прикидывая, не стоит ли ему уже прямо сейчас начинать бежать.
– Это не он потерял, это я потеряла, – знакомый голосок прервал виноватое мычание Кальдура.
Анижа подбежала к вышедшим из биндюшки крепким рыбакам с перекошенными от злобы лицами и ткнула в них значком со своей шеи – солнцем с четырьмя большими навершиями по сторонам света.
– Простите, пожалуйста, если Дур-Дур успел сделать что-то непотребное или неприличное. Не успела уследить за ним, он как ребёнок, ну умественно-отсталенький у нас. Настоятельница послала нас за рыбой, сказала самой свежей, чтоб взяли. Он должен был только тащить кадку, на большее скудного ума его не хватит. А он отчего-то решил дать волю своей придури и побежал к реке. Может, самую свежую искал, как настоятельница сказала. Еле догнала его.
Моряки недоверчиво переглянулись, посмотрели на Кальдура и на невинные и наивные глаза Анижи. Снова переглянулись.
– И давно он такой? – кивнул один из них.
– С рождения, господин. Отдали его нам в монастырь, так как родители не хотели… ну такого. Вот мы за ним и присматриваем, юродивым. Бывает, конечно, натворит делов. А мне потом красней за него.
Рыбаки отошли, всё ещё поглядывая на Кальдура, пошептались и вернулись.
– Хорошая ты девчонка, – улыбнулся один из них. – И красивая. Жаль обет взяла. Тётя Мо… ой, ну… настоятельница меня самого растила. Батька на войне сгинул. Мать пропала почти сразу. Десять мне было, когда мне койку дали на чердаке и кормить начали, как родного. Эх. Давно я к ней не захаживал, аж стыдно стало. Не надо вам на рынок идти, мы вам рыбы так дадим. Она, и правда, самая свежая.
Он раскинул сети, выбрал рыб поживей, что ещё бились, да потолще, выкинул из старой корзинки мусор, нагреб туда улов и плотно закрыл крышкой.
– Вот, держи. Настоятельнице только не говори, что меня видела. Я к ней зайду скоро. Проведаю. Здоровье-то ещё при ней? Хотя не говори. Сам зайду.
– Ой, спасибо добрые господа! Да согреет и осветит вас Светлейшая Госпожа!
Она схватила корзинку в одну руку, в другую Кальдура. Дёрнула, словно непокорного ишака за вожжи, и повела прочь.