— Эээ… это мы и без тебя знали.

— Не перебивайте меня, студент Аверин.

Славка поднял руки.

— Простите, профессор, — сказал он. — Продолжайте.

Пашка потёр переносицу — будто поправил оправу очков.

— Нет, они отличаются от нас не только внешне, — сказал он. — Они… с чудинкой. Женщины, как та Фемида у древних греков — всегда носят с собой воображаемые весы.

— Не замечал.

— Аверин!

— Молчу!

— Нет, парни — я правду говорю, — продолжил Пашка. — На тех весах женщины измеряют поступки и достоинства мужчин. Красивый — гирька на правую чашу. Умный — ещё одна туда же. Трусливый — гирька на левую. Какая чаша перевесит — так девчонки и определят, стоит ли парень их внимания.

Могильный ногой подвинул к куче откатившийся в сторону кочан капусты.

— Но знаете, в чём тут весь фокус? — спросил он.

— Эээ… просветите нас, профессор.

— Всё дело в том, что все гирьки у женщин — одинаковые.

Пашка многозначительно замолчал, указал в потолок вагона пальцем.

Я кашлянул (спрятал за кашлем усмешку): вспомнил, как сам впервые услышал похожую теорию — когда учился на третьем курсе института. И ведь тогда поверил в неё, не сделал поправку на то, что в каждой теории бывают и исключения. За что вскоре и поплатился: симпатичную сокурсницу из Тулы увели у меня из-под носа одним лишь благородным жестом, пока я малозначительными поступками терпеливо расставлял на её весах те самые «одинаковые» гирьки.

— Что нам даёт это знание, многоуважаемый академик? — спросил Слава.

— Очень многое, студент, — ответил Могильный. — Оно вам поможет добиться успеха у девчонок и счастья в семейной жизни.

— Эээ… обещаете?

— Обещаю.

Пашка подпёр кулаками бока и провозгласил:

— Просто помните, студенты, что подаренный на рассвете букет ромашек весит столько же в глазах женщин, сколько и убитый в их честь дракон!

Я оторвал от кочана чистый лист, откусил от него кусок — вместо попкорна.

— Не может быть! — притворно ужаснулся Аверин.

Он всплеснул руками.

— Поверьте умному человеку, юноша.

— Эээ… мы требуем объяснений! — сказал Славка. — Как же нам быть?

— Парни, рубите головы дракону одну за одной, — заявил Могильный, — чтобы за каждую получить на чашу весов по гирьке. А лучше… оставьте бедное животное в покое. Используйте для завоевания сердца женщины поход в кино, молочный коктейль и шоколадные конфеты (ни в коем случае не одновременно!). Они добудут для вас столько же гирек, сколько и три срубленные драконьи башки.

— Всё ясно, учитель, — сказал Аверин. — Благодарим за науку.

Он отсалютовал Пашке воображаемым мечом — должно быть, тем самым, которым собирался рубить головы дракону.

— Надеюсь, мои слова помогут вам избежать налога на бездетность, — сказал Могильный. — Нет, я не шучу. Считаю неправильным отдавать ни за что ни про что кровно заработанные. Как, кстати, продвигаются твои дела со Светкой Пимочкиной?

— А то ты не знаешь.

Славка взглянул на меня, нахмурился.

— Ольга мне по секрету сказала, что папа Пимочкиной вот-вот станет большой шишкой в горкоме: мол всё уже решено — для нового назначения ждут подходящую дату.

— Да что мне её папа? — сказал Аверин.

Вздохнул.

— Нет, тут ты не прав, — сказал Пашка. — Папа жены — это важно. Тесть на хорошей должности — это залог благополучия твоей семьи.

Славка махнул рукой.

— Какой тесть? Пимочкина хорошая девчонка…

Аверин улыбнулся, будто что-то вспомнил.

— Она мне Тосю Кислицыну из «Девчат» напоминает, — сказал он.

— Совсем не похожа, — сказал Могильный.

— Я не про внешность говорю, — ответил Славка. — Светка такая же… шебутная. Я «Девчат» в прошлый раз ещё до армии смотрел. Если бы этот фильм снова показывали в кинотеатре — с удовольствием посмотрел бы снова.

Пашка пожал плечами.

— Так смотри на свою Тосю-Свету, — сказал он. — Хоть каждый день — всю жизнь. Кто тебе мешает? Ты у нас геройский парень. В количестве гирек на правильной чаше весов любому из нас фору дашь. Ольга говорит: девчонки говорят о тебе чаще, чем о других.

— Говорят… Слышал я о ком она говорит.

— Кто?

— Пимочкина, — сказал Слава. — Ты из-за своей Фролович вообще ничего вокруг не замечаешь. Герои сейчас не в моде, чтоб ты знал. Девчонкам теперь или смазливых Делонов подавай. Или…

Аверин замолчал, не договорив; снова взглянул на меня.

— Или кого? — спросил Могильный.

— Или вот таких, как Санёк.

Староста наклоном головы указал на меня.

Я видел, что он злится. И даже понимал причину его злости. В прошлой жизни меня бы тоже обидела и разозлила подобная ситуация: если бы мне (высокому, атлетично сложенному красавцу!) женщина предпочла какого-то мелкого и невзрачного субъекта. Странно, что Аверин ещё не пытался меня запугивать и «ставить на место» — я бы, вполне вероятно, именно так на его месте и поступил: никогда не страдал идеями всеобщего равенства и всепрощением.