— Боишься, что мимо компенсации пролетим?

— Бьернсон на неё не сильно-то и рассчитывал, как я понял, ему возмездие нужно.

— Северяне… А зачем нам, тогда, туда, перешвартовываться?

— Ну помочь там, познакомится… И место там получше. Не так жарко.

— Семеныча будешь забирать сам.

— Да легко! — взобравшись на нос катера, Слободан громко свистнул, — Денис Семеныч!!! Сворачивайте балаган!!! Бьерн по бабам пошел — есть вариант, пока его нет, по пиву дернуть!!! А то вернется — хер нам чего достанется!!!

— Да итить! Че ты молчал-то!!? — выдрав у очередного клиента деньги, Семеныч сунул ему покупку и проводил чуть ли не пендалем, — Все — лавочка закрыта! Кто не успел, то сам себе злобный деревянный человечек… Где пиво!?

— Запрыгивай… Сча по пути зацепим.

Из борделя Бьернсон вернулся не довольный, а неожиданно задумчивый. Семеныч, увидев это, понимающе покивал. У него было три стадии опьянения. На первой, располагавшейся, в зависимости от закуски и температуры, в интервале от ста до двухсот граммов крепкого алкоголя, его обуревала жажда деятельности и он принимался искать себе какую-то работу. На второй, Семеныч внезапно понимал как мир вокруг него несовершенен и обрушивался с неистовой критикой на все, что попадалось ему на глаза. Брава плохо обслуживал двигатель который делали какие-то рукожопы, Слободан неправильно рассчитывал курс, чайки не так летали, а волны разбивались о форштевень слишком шумно и вразнобой. Единственным способом это прекратить было налить еще.

После чего наступала «философская стадия» — Семеныч немедленно примирялся с собой и мирозданием, принимал горизонтальное положение и начинал рассуждать о высоких материях. Вот и сейчас, находясь в подобном расположении духа и увидев подавленность Бьернсона, он кивнул и сочувственно изрек: «В шлюху втрескался… Бывает…» Бьернсон угрожающе зарычал, однако Семеныч только отмахнулся.

— Да забей… Из песни слов не выкинешь. Ты в бордель ходил? В бордель. Кто там работает? И только не говори мне, что она «не такая»! Это в говно можно случайно наступить, а в шлюшечную случайно не попадают.

— Ты не понимаешь..!

— Ну куда мне, хули..? Я-ж на свете-то живу всего-ничего — полвека только. Я-ж на эти грабли сам не наступал. Вы потрахаться-то хоть успели? — Бьернсон потупился, — Успели… А потом тебя размазало и ты, на радостях, предложил её умчать из этого борделя на волюшку вольную? Так все было?

— Угу…

— Не согласилась?

— Нет…

— Знаешь почему?

— Нет…

— Да потому, что у ней работа такая — делать вид, что она тебя любит. А ты это за чистую монету принял. То один… И два — там в борделе у ней работа несложная, кровать мягкая, жрачка жирная. Тут ей что делать? Зачем ей быт налаженный менять на компанию хер знает кого, которого она первый раз увидела?

— Ты хочешь сказать, что ей там лучше!?

— А ты хочешь сказать, что нет? Это ты — голь перекатная, привык срать дверь не закрывая, потому что в гальюне не помещаешься, а ей тут будет каково? И че она тут будет делать? Че она умеет-то, кроме как глазки строить?

— Да я бы научил…

— Чему? Да и ей это зачем, если она уже делает то, что умеет?

— Ну это… Это же бордель… — Бьернсон принялся делать сложные пассы руками, — Шлюхой работать…

— Позорно, да? Надо как волку голодному по морю туда-сюда шлендать, чтобы что? В грудь себя бить, что ты неебаться мореход-налетчик, а не шлюха или торгаш? А ты спросил — ей это важно? Може у не другие потребности? Не? Ну, а хули тогда? То есть ты её своей меркой мерил, на ейные мысли плевал, а теперь удивлен, что не склеилось нихера?

Семеныч вытянувшись, пнул в сторону Бьернсона бочонок с пивом, намекая, что ответ и так ясен, так что на сем беседу можно заканчивать. Бьернсон молча взял бочонок, выбил дно и принялся хлебать прямо через край. Сам Семеныч, сев, огляделся в поисках собеседника, так как ему хотелось еще на кого-то излить свою жизненную мудрость. Брава и Слободан немедленно нырнули в надстройку. Тролль был тем еще собеседником, поэтому просто скорчил рожу. Махнув на него рукой, Семеныч обратил взоры в сторону соседей.

— Эй, галоши!!! Айда хряпнем за знакомство!

— «Галоши»? — монго, не знакомые с такой обувью переглянулись, — Это кто?

— Это вы — черные снаружи, красные внутри… Не знаете? — пошатываясь встав, Семеныч выудил заныканную от Бьернсона бутылку и полез через леера, — Ну сча Денис Семеныч вам, гуталины, стока интересного расскажет!!!

Вопреки ожиданиям, Куба на третий день, таки объявился. Правда, заметив, что возле «Икана» ошвартован «Еж», он хотел снова свалить, однако, увидев, что Блек-Джек гостеприимно машет рукой рискнул подняться на борт.

— Ну что, дружок? Если ты решил прийти, значит у тебя получилось найти деньги?

— Тут, братан, такое дело…

— Так, дружок, только не говори мне, что ты хочешь предложить очередную херню, вроде той, после которой крупно мне задолжал.

— Да, братан, там дело верняк! Я бля, тебе гарантирую! Куча денег! В золоте!

— Я это уже недавно слышал, дружок. Опять в канализации, да?

— Нет! Настоящий, ебаный, пиратский клад! Я сам охуел!

— Понятно, дружок. И тебе очень нужен катер, чтобы его найти, а мы можем подождать тебя тут?