– Спасибо, джентльмены, - сказал Конски, а потом добавил.
– Нам надо как-то убить время. Сыграем в пинокль?

– Твоими картами?
– спросил Ноулс.

– Ну, мистер Ноулс! Ладно, неважно. Начальству не пристало играть в азартные игры. Кстати, о начальстве, вы понимаете, что я сейчас нахожусь на вредной работе?

– И тебе прибавка в один и четыре десятых фунта?

– Уверен, что союз не будет против, учитывая данные обстоятельства.

– А если бы я сидел на пробоине?

– Но плата полагается и помощникам...

– О'кей, скряга, будет тебе тройная оплата.

– Вот это уже ближе к делу, мистер Ноулс. Будем надеяться, что мы приятно проведем время в нашем томительном ожидании.

– Сколько же нам придется ждать, как ты думаешь, Фэтс?

– Ну, им не понадобится больше часа, даже если из Ричардсона придется идти пешком.

– Хмм, а почему ты думаешь, что нас будут искать?

– А? Разве в вашей конторе не знают, где вы?

– Боюсь, что нет. Я сказал, что не вернусь сегодня. Конски задумался.
– Я тоже не опустил свою временную карточку. Они будут думать, что я все еще работаю.

– Да, они узнают только завтра, когда не найдут в офисе твоей учетной карточки.

– Есть еще дежурный на воротах. Он будет знать, что три человека у него остались внутри.

– Если не забудет сообщить спасителям. И если его не завалило, подобно нам.

– Да, думаю, что так, - задумчиво сказал Конски.
– Джек, лучше перестаньте подкаливать этот фонарь. Мы теряем много кислорода.

Так мы и сидели в темноте довольно долго, размышляя о том, что произошло. Конски был уверен, что произошел взрыв. Ноулсу вспомнилось, как однажды он видел взрыв грузовой ракеты на старте. Когда беседа стала угасать, Конски рассказал нам несколько анекдотов. Я попытался тоже что-то рассказать, но был настолько взволнован, настолько испуган, скажу прямо, что абсолютно забыл соль анекдотов, приходивших мне в голову. Хотелось кричать.

После долгого молчания Конски сказал:

– Джек, зажгите нам опять свет, я кое-что придумал.

– Что?
– спросил Ноулс.

– Если бы у нас было чем заткнуть дыру, вы могли бы надеть мой костюм и пойти за помощью.

– Но для костюма же нет кислорода.

– Именно поэтому я и выбрал вас. Вы самый маленький из нас, и внутри костюма будет достаточно воздуха, чтобы пройти через следующую секцию.

– Ладно о'кей. Но чем заткнуть течь?

– Тем, на чем я сижу.

– Чем?

– Этой большой, широкой, круглой штукой, на которой я сижу. Я сниму штаны. Если я прикрою бедром дыру, гарантирую, что утечки воздуха не будет.

– Ну, нет, Фэтс, это не дело. Посмотри, что стало с твоей рукой. Ты весь истечешь кровью и погибнешь раньше, чем я успею вернуться.

– Два против одного, что нет - даже против пятидесяти.

– Как же ты расплатишься со мной, если я выиграю?

– А вы сообразительный, однако, мистер Ноулс. Видите ли, я изнутри на два дюйма проложен жиром. У меня не будет сильного кровотечения, так, появится что-то вроде родимого пятна.
– Ноулс покачал головой.

– В этом нет необходимости. Если мы будем сидеть спокойно, нам здесь хватит воздуха на несколько дней.

– Не в воздухе дело, мистер Ноулс. Вы заметили, что становится прохладно?

Я уже ощутил это, но пока не задумывался. Свалившееся на нас несчастье настолько разбило меня, что холод поначалу не показался мне чем-то опасным. Теперь же я осознал, чем он нам грозит. Когда была нарушена электропередача, мы потеряли нагреватели. Будет становиться все холоднее, холоднее и холоднее.

– О'кей, Фэтс, давай попробуем.

Я сидел на костюме, пока Конски не был готов. Он снял брюки, потом подцепил один из летающих шаров-искателей и, когда тот лопнул, нанес его липкое содержимое на свою правую ягодицу. Затем повернулся ко мне.

– О'кей, детка, слетай с гнездышка.

Мы быстро поменялись местами и, потеряв много воздуха, заткнули дыру.

Удобно, как в кресле, господа.

Он ухмыльнулся. Ноулс облачился в костюм и ушел, взяв с собой фонарь. Мы снова остались в темноте.

Через некоторое время я услышал голос Конски.

– Есть игра, в которую можно играть в темноте, Джек. Вы играете в шахматы?

– Да.

– Хорошая игра. Я обычно играл в шахматы в декомпрессионной камере, когда работал под Гудзоном. Что скажете, если поставить для интереса двадцать на кон?

– А? Ладно. Давай.
– Он мог предложить и тысячу. Мне было все равно.

– Хорошо. Е2-ЕЗ.

– Ммм... Е7-Е5.

– Традиционный ход, не так ли? Мне вспомнилась девушка, которую я знавал в Хобокене...
– То, что он рассказал о ней, не имело к шахматам никакого отношения, хотя он и пришел к выводу, что ее манера разговаривать также была традиционной.