После очередного припева мама сочно рассмеялась и сгребла меня в охапку:

— Работает эта твоя гимнастика!

— Лучше чем плакать! — обнял ее в ответ.

— Гораздо лучше! — согласилась родительница. — Умоюсь пойду! — чмокнула в макушку и вышла из комнаты.

Пока ее не было, с улыбкой прибрал остатки джинсы — как ни крути, а погода в доме — самое важное!

— Да уж, ситуёвина! — сложив руки на груди и покачиваясь на табуретке, подвел итог нашему с мамой и дядей Лёшей рассказу мрачный главный редактор «Юности».

На столе — все что нашлось в доме, это вернувшая душевный покой мама вспомнила о гостеприимстве.

— Просто отвратительно! — неприязненно скривилась Александра Николаевна Пахмутова.

— Шакалы! — поддержал общее настроение Николай Николаевич Добронравов.

— Настоящий позор для нашего ведомства! — сымитировал (а может и нет) скорбь прибывший вместе со всеми прокурор Савелий Бенедиктович, который демонстративно-старательно записывал наши показания — даже мои, благо можно, потому что рядом со мной мама, а напротив — Вера Валерьевна Ель, инспектор по делам несовершеннолетних.

— Не переживай, Сережа, какое тут может быть бродяжничество? И про машинку не переживай — никто ничего регистрировать не обязан, вы честно ее купили, и можете спокойно пользоваться! — заверила она.

Мамин директор — его «выдернул» к нам прокурор — ничего говорить не стал, а просто сидел с видом побитой собаки. Частично он и вправду виноват — по его инициативе очарованные потешным мальчиком сотрудники профкома «подвинули» работницу, которая претендовала на новую жилплощадь в порядке общей очереди. Тетенька расстроилась, и начала негативно влиять на своего муженька-капитана. Это он поделился домыслами, а факты, как и положено, добывать будет следствие.

Прокурор поставил точку и спросил разрешения позвонить. Получив его, вышел в коридор, и до нас донеслись его приказы с ключевыми словами «задержать, конфисковать, доставить».

Пока он шел назад, я, пользуясь моментом, спросил:

— Вера Валерьевна, а можно мне под гитару в разных местах Москвы свои песни петь? На Старом Арбате, например?

— Это с шапкой? — улыбнулась она.

Откуда знает?

— Без! Просто ради собственного удовольствия! — покачал я головой.

Народная любовь — тоже ценный актив, и пара уличных концертов в месяц обеспечит мне дополнительный ее приток.

— Играй на здоровье! — разрешила добрая тетенька и выдала мне бумажку с номером телефона. — Если кто-то решит иначе, сразу позвони мне!

— Спасибо! — поблагодарил я.

— От лица всей советской милиции приношу вам извинения! — заявил прокурор, надел фуражку, козырнул. — Уверяю, такие, как они — это прискорбное исключение!

— Я маме так и сказал! — улыбнулся я ему. — Спасибо вам огромное за помощь, Савелий Бенедиктович!

— Благодарить не нужно! — улыбнулся он в ответ. — Такая у нас работа! Наталья Николаевна, Алексей Егорович, могу я попросить вас завтра зайти к нам?

— Зайдем! Непременно зайдем! — почти пропела довольная мама.

Сотрудники попрощались и покинули сцену.

— Простите, ради бога, что так вышло, Наталья Николаевна! — сразу же начал каяться директор.

— Ну что вы, Матвей Кузьмич! — успокоила его мама. — Откуда вы было знать, что они вот так?

— Матвей Кузьмич, извините, но мы от квартиры все-таки откажемся, — влез я. — Мы вам безумно благодарны, но после такого скандала, — развел руками и улыбнулся. — Я же у вас имя в книжку спёр без всякой задней мысли, а вы — так же, без задней мысли, от всей души нам помочь хотели…

— Но выглядит скользко! — грустно перебил меня директор, согласно покачав головой.

— Умный у вас сын, Наталья Николаевна! — улыбнулся маме Полевой. — И он прав — так лучше будет, сразу после приема в Союз кооператив вам устроим. Денег вам хватит точно, вот, захватил! — он вынул из внутреннего кармана пиджака квиточек и протянул маме. — Из бухгалтерии!

— Ничего себе! — округлила глаза мама и показала мне сумму в две тысячи сто рублей.

— Фельетоны — отличные, мы получили очень много писем! — похвалил репертуар Задорнова главред.

— Напишу еще? — спросил я.

— После такого! — сочувственно вздохнула Пахмутова.

— Все ведь хорошо! — пожал я плечами. — Спасибо вам всем огромное за помощь! Не знаю, отработала бы прокуратура так же хорошо, если бы мы пришли к ним втроем!

Взрослые не особо уверенно заверили меня, что отработала бы, и попрощались — поздно уже — и все чужие ушли. Мы с мамой уговорили деда Лёшу не помогать нам, он взял с собой початую бутылку и ушел к себе грустить, а мы помыли посуду — родительница даже что-то тихонько напевала! — и отправились ложиться спать.