— Может нафиг этот обед? — внес рацпредложение жадный до металла Вовка.

Предложение сочли годным, и двинулись во дворы по другую сторону школы, через час увеличив наш результат до 263 кг. Усталые, чисто для очистки совести прошвырнулись по еще не посещённым кускам района, однако поживиться здесь оказалось нечем — все выгребли наши предшественники. Сгрузив пару кило подобранной чисто из принципа мелочевки на весы и добавив пятикилограммовую велосипедную сбрую, взяли последнюю бумажку, и наши девочки синхронно плюхнулись отдыхать попами прямо в тачку — мы все нифига не чище, чем ее дно.

Дождавшись вернувшийся народ, помогли работягам перегрузить чудовищных размеров гору железяк в кузова, и началась церемония подведения итогов. Суммарный улов — почти семь тонн, а ведь всего из двух можно сделать один «Москвич»! Родина — большая молодец, реально дает ощутить собственную полезность. Оторвавшись от второго, тоже призового, места на двенадцать кг, наша команда выиграла! Портвейн полностью окупился! Простите, ребята, но я неизгладимо испорчен капитализмом. Призами служили книги. Даже можно выбрать! Таня сразу же схватила альманах «Мир Приключений» с рассказами про Алису Селезневу — на эту книгу в библиотеке очередь расписана на полгода вперед. Артем предпочел Дюма, Вовка — Агату Кристи («Мамка просила!» — застенчиво пояснил он), я выбрал себе книгу про Швейка, а Оля — Конана Дойля. Тут же расписали схему обмена всего на все по мере прочтения, и, довольные, пошли домой, где Таню ждал новенький польский портфель — сама купила, и не важно, что Фил по моей просьбе назвал ей четверть «рыночной» цены.

Попрощавшись с Таней, отправился домой, и неожиданно услышал из-за нашей двери надрывный мамин голос:

— …У меня цикл нерегулярный!

И характерные звуки тошноты.

Цикл — это понятно, и тошнота тоже понятно. И присутствие дома посреди рабочего дня понятно! А говорила, что всё, больше не будет — гляди-ка, ошиблась! Уважаемая Вселенная, можно мне, пожалуйста, младшую сестренку? Заранее огромное спасибо!

— Больничный взяла? — открыв дверь, спросил я сидящую на кровати обнимая стоящее на табуретке эмалированное ведро с нарисованным на нем веселеньким подсолнухом заплаканную бледную маму.

— Сережка! — испуганно пискнула спалившаяся родительница и снова приникла к ёмкости.

— Здравствуйте, теть Надь! — поприветствовал я сидящую на диване, и, стало быть, выслушивающую последствия курортного романа соседку.

— Привет, Сережка! — помахала она рукой. — Много набрали?

— Выиграли! Больше двух с половиной центнеров мы с ребятами, а вся школа вместе аж семь тонн! — радостно похвастался я и показал призовую книгу.

— Молодцы! — похвалила соседка, а мама с преувеличенным энтузиазмом покивала.

— Сама расскажешь, или мне угадать? — спросил я родительницу, достав из шкафа шмотки и проходя за ширму переодеться.

— Я беременна! — смиренно призналась мама.

— Поздравляю нас всех! — выглянув, продемонстрировал ей довольную лыбу. Вернувшись к делу, спросил. — Счастливый отец знает?

— Я сама только утром узнала! — грустно-прегрустно ответила она.

— У тебя ведь есть телефон?

— Отстань! — рявкнула мама, и, судя по звукам, приникла к ведру.

— На сына-то не срывайся, раз сама виновата! — одернула ее соседка.

— Я такая дууурааа!.. — залилась мама горючими слезами.

Терпеливо вздохнув — нелегко ей последнее время пришлось — вышел из-за ширмы, запретил себе замечать и обонять полное на треть ведро и опустился на кровать рядом с мамой, приобняв за трясущиеся плечи.

— Про-ик!-сти меня, Сережка! — икнула она мне в стремительно намокающую футболку.

— Да за что? — прошептал ей на ухо я. — Если чего-то не должно было случиться, но оно случилось — значит так надо! И вообще — радоваться нужно, а не реветь!

— Чему радоваться-то? — шмыгнула носом родительница. — Втроем в одной комнате мыкаться?

— Пока родишь, уже переедем! — пожал я плечами. — Ты бы будущему отцу позвонила. Как непосредственный участник, он заслуживает право знать.

Мама поджала губки.

— Иди звони! — встала на мою сторону тетя Надя.

— Он — Судоплатов! — выпалила родительница так, будто мы должны немедленно попрыгать из окон с воплями ужаса.

— Тот самый? — уточнил любознательный я. — А не староват?

— Его сын.

— Ну и пускай Судоплатов, ну и пускай сын, — погладил я маму по спине. — Чего теперь, безотцовщину плодить?

Мама дернулась и виновато посмотрела на меня.

— Я себе нынче сам как батя! — показал ей язык. — И это не упрек, а мой тебе совет от всего сердца. Если откажется взять ответственность — назовем подлецом и выгоним. Не понравится — опять же выгоним. Как полностью материально независимые люди, можем делать с ним что хотим!

Родительница фыркнула, а тетя Надя спросила: