— И частый гость Крюков у вас? — спросил Туйчиев.

— По моему, даже слишком.

— Да-а, — улыбнулся Арслан, — не очень вы жалуете маминого друга.

— Я предупреждал, это субъективно.

— Скажите, только сначала подумайте хорошенько, не произошло ли за последнее время в жизни вашей семьи что-нибудь, ну, такое... нестандартное?

— Пожалуй, в театре, — после непродолжительной паузы не совсем твердо произнес молодой человек.

— Итак, в театре?.. — быстро подхватил Николай.

— Да, три дня назад мы с мамой пошли в театр, на премьеру, да еще товарищ мой со своей сестрой... Билеты достали с трудом. Ну, в антракте мне показалось... Да... там еще я встретил Владимира Григорьевича, он не с нами был, а отдельно. Так вот, — сбивчиво продолжал Леня, — мне показалось... Короче, с мамой случился обморок... «Скорую» пришлось вызывать... Представляете, в театре...

Леня задумался, ему вспомнился тот вечер в театре.

... — А театр действительно начинается с вешалки, — сказал Леня и поискал глазами Милу. Прозвенел второй звонок. — Как бы он и не закончился ею.

Они стояли с матерью в конце длинной очереди в гардероб.

— Не волнуйся, — с трудом скрывая беспокойство, Мария Никифоровна украдкой глянула на часы. — Пять минут осталось. Не могут же они начать, пока мы все здесь?

— Они всё могут, — подключился коммуникабельный худощавый старичок с огромным кадыком на тощей шее. — Третью ночь у меня под окнами отбойным молотком орудуют — телефон прокладывают, а что людям спать надо — это их не касается!

— И вы пришли сюда вздремнуть? — вежливо осведомился Леня. Он терпеть не мог, когда посторонние встревали в разговор.

Старичок обиженно засопел, отвернулся и стих.

— А ты у меня сегодня красавица. — Леня поправил матери воротник. — На тебя обращают внимание.

Мать прыснула и погрозила ему пальцем.

— Я и вправду слишком нарядная. Ты только посмотри, в чем в театр пришли: брюки, свитера, куртки. А я полдня в парикмахерской, а остальную половину — дома у зеркала провела.

— Ну и умница. Пусть все знают, какая у меня мама. Эй, сюда! — он махнул рукой, увидев в зеркале напротив густую шевелюру.

К ним проталкивались Алишер и Мила.

— Добрый вечер, Мария Никифоровна. Знакомьтесь, это моя сестра, Мила, — представил Алишер, — правда, всего лишь двоюродная, но все-таки, лучше, чем никакая. — Заметив, как Мария Никифоровна недоуменно переводит взгляд с Милы на него, Алишер рассмеялся: — Так ведь во мне половина крови славянская, а она, — он кивнул в сторону Милы, — как раз и приходится мне двоюродной сестрой по этой, материнской, половине. — Давайте ваши вещи, наш студент из группы подрабатывает на вешалке в другом отсеке.

С третьим звонком они вошли в зал.

— Театр уж полон, но ложи не блещут, потому что мало декольте и много шарфов на шеях, — начал громко «импровизировать» Алишер, но Мила дернула его за рукав.

— Тише, неудобно.

— Вы знаете, Милочка, он не может тише, — засмеялась Мария Никифоровна.

«Кажется, понравилась», — обрадовался Леня.

— Нет, ты погляди, — удивился Алишер, — весь городской бомонд собрался, а я, как назло, забыл лорнет дома.

— А места у нас, извини-подвинься, руководящие. Это ты каким образом раздобыл? — спросил Леня у Алишера, не обратив внимания на шутку.

Тот гордо выпятил грудь — знай наших! Напыжился, хотел что-то изречь, но в этот момент погас свет и поднялся занавес.

В антракте Леня пошел за мороженым. Возвращаясь в зал, столкнулся лицом к лицу с Крюковым, это было неожиданно, он пробормотал что-то невнятное и хотел пройти мимо, но Владимир Григорьевич остановил его.

— Мама здесь?

Леня кивнул. Его покоробило, он считал себя монополистом на имя «мама» применительно к Марии Никифоровне.

— Где вы сидите?

— В шестом.

— Ого. А я на приставном, в следующем антракте подойду. Домой вместе? — он с надеждой посмотрел на молодого человека.

— Конечно, — смягчился Леня. — Ну, я побежал, а то мороженое тает...

Он не успел отдать мороженое, — почувствовал на себе чей-то взгляд, оглянулся и побледнел: сбоку, из девятого ряда на него, не мигая, смотрела Ирина в черном вечернем платье, такой красивой он еще ее не видел. Мария Никифоровна, улыбаясь, повернула голову вслед за сыном и вдруг стала, медленно оседая, сползать с кресла на ковровую дорожку, где уже растекалась лужица от мороженого...