А лев тем временем выплыл с новой добычей — так же с мерлусой внушительных размеров и издали, даже подплывать к берегу не стал, тряхнул головой, и рыба, словно выпущенная из пращи, понеслась на берег. Шлепнулась и сейчас прямо около ног Геннадия.

За пятнадцать минут добрый зверь обеспечил Москалева и завтраком, и обедом. Никогда в жизни он еще не получал таких щедрых гонораров за свое пение. Благодарно наклонил голову — спасибо, Лева!

Вообще портовые города удивить рыбой трудно: тут все дома по самые трубы покрыты рыбьей чешуей, пропахли ею, как и солью океанской, насквозь, но чтобы получать рыбу от морского льва — такого здешний народ еще не знал.

Да и профуры-чайки, которые могут сожрать что угодно, даже матросские штаны, вывешенные на просушку, тоже такого не видывали.

Обычно морских львов угощали сами люди — килограммами кидали им рыбу прямо в пасть, львы только довольно урчали… Более того, в Чили был принят закон, обязывающий рыбаков, приходящих с лова домой, семь-восемь килограммов рыбы выбрасывать в воду. Специально. Чтобы подкормить каждый голодный рот, обитающий в здешних водах.

А поскольку рыбаков в океане было много, то и рыбы, выброшенной на корм, набегало много.

И пеликан, и морской лев привязались к Геннадию. Когда он спрыгивал с ланчи на берег и шел куда-нибудь по делам, оба волоклись следом за ним по земле, лев тяжело дышал, отставал, сипел, прося подождать, — справляться со своим весом ему было трудно, — и Геннадий исполнял его просьбы; пеликан тоже не очень был ловок в пешей ходьбе, громко щелкая клювом, он поддерживал требования льва и также просил, чтобы человек почаще делал остановки.

Как бы там ни было, компания у них образовалась тесная. Главное — не было голодно. Пеликан откликался на имя, данное ему человеком — Тега, но звучало оно редко, имя надо было менять, а заодно подобрать достойное имя и для морского льва. Достойное — это важно.

Как знал Геннадий по своему прошлому, питомцы его к именам привыкнут довольно скоро и будут на них откликаться.

Ну, какое, например, имя — новое имя, — может быть у пеликана? По-разному ведь можно назвать, но нужно так, чтобы и звонкое было, и запоминалось легко, и чтобы увечная птица приняла его. Разные имена вертелись в голове у Геннадия: Косолапый, Кошель, Сластена, Пифагор, Хромой… Хотя хромым пеликан не был совсем — у него было повреждено крыло, а это не хромота. Может, назвать по-мопассановски Милый друг? А лев будет Дорогой друг? Нет, это сложно и совсем неинтересно. Льва можно назвать Поддубным, Пароходом, Меломаном, Слушателем, Неуклюжим, Любителем одиночного пения, Тяжелым, Шумом моря… А может, назвать просто — Лев Иванович?

В Находке, во Владивостоке животным очень часто давали отчества по именам хозяев; по этой схеме морской лев должен быть Львом Геннадьевичем… Геннадий был даже готов вспотеть от такого дела… А что, Лев Геннадьевич — это неплохо. По-русски звучит, что-то родное есть в этом.

А на какое имя заменить сельское прозвище Тега? Кошель — это точно, но обидно. Пифагор? Просто Пеля или Пиля? Слишком примитивно, наивно как-то. Почти по-детски. Клюва щелкающий звук? Очень похоже на обычную головную боль.

Может, все-таки Пифагор? Пеликан часто бывает задумчив, засыпает на ходу — наверное, старенький уже, по внешности ведь не определишь, паспорт свой он не показывает и правильно делает, может, вообще где-то потерял его; когда просыпается, глаза у него бывают чистыми и, как у человека, осмысленными. Мудрая птица… если с утра, конечно, позавтракает.

Ладно, пусть пеликан будет Пифагором… Итак, решено: Лев Геннадьевич и Пифагор…

Со стороны океана прилетал тугой, от ударов о камни превращающийся в брызги шум, забивал уши, рождал внутри настороженность и, — Геннадий обратил на это особое внимание, — заставлял настораживаться и тех, кого человек взял себе в друзья.

Из темного океанского простора принеслась ланча с добычей, будто сор, рассыпала вокруг себя белую, придавленную ячеей сетей рыбу, на которую тут же с криком падали чайки, в полминуты они подчистили все, ничего не осталось, только вода. Ни морской лев, ни пеликан не успели ухватить из рыбацкого подарка даже мятого плавника, не говоря уже о целом хвосте — чайки были быстрее.

Работали они стремительно, рыбу заглатывали целиком, не делили на куски, не рвали и вообще рисковали подавиться, поэтому в следующий раз Геннадий увидел штуку удивительную — лев нырнул поглубже, достал внушительную рыбину килограммов в пять весом, порвал ее на несколько долей и оставил плавать на воде.

Сам отплыл чуть в сторону, лёг на спину и сложил ласты у себя на животе… Посматривал довольно на кричащую, пищащую, скрипящую, стонущую, свистящую и сипящую мелюзгу — ну что были для большой морской горы Льва Геннадьевича какие-то невзрачные птахи, чайки разных пород, крячки, бакланчики, нырки и тому подобная мелочь? Мусор, который даже в поле зрения не задерживается.

Когда в воде не осталось ни одной чешуинки, — мелюзга смолотила все, лев вздохнул озабоченно и снова ушел в глубину бухты. Всплыл с добычей. Совершил с ней то же самое, что и с предыдущей рыбиной, — своими огромными клыками порвал на куски, разбросал по воде — ешьте, мол. И галдящие чайки вновь накинулись на размочаленную рыбу.