Шрифт:
— Именем Создателя… Эру…
Наполовину лишённый возможности дышать из-за ослабших грудных мышц, Майтимо выдавливал из себя слова Клятвы, как вдруг понял, что отросшие за время, проведённое на скале, ногти на правой руке, если согнуть пальцы, достанут до вен.
— Пожалуйста… Создатель… Позволь умереть… — прошептал потрескавшимися до крови искусанными губами Феаноринг, доставляя себе ещё большие страдания тем, что напрягал руку, пытаясь царапать кожу.
Впадая в беспамятство из-за невыносимых мучений и тут же снова приходя в себя, слыша мерные ровные удары сердца, Майтимо почувствовал, как по содрогающейся от напряжения и боли правой руке потекла кровь.
— Пожалуйста…
Шорох и свист со всех сторон ворвался в сознание, в лицо впились когти.
— Что сделать сначала, милая? — спросил писклявый голос летучей мыши. — Покормить нашу деточку или подточить ей коготки?
— Вы двое — кормите, а я займусь лапками.
— Всеми четырьмя лапками?
— Всеми по очереди!
— Но мы тоже хотим!
— Нет! Вы кормите!
И когда когти впились в затылок, оттягивая голову пленника назад за свалявшиеся грязные волосы, чтобы заставить открыть рот и затолкать в глотку водянистую безвкусную еду, достаточную для поддержания в измученном теле жалкого подобия жизни, огромная серая летучая мышь с фиолетовыми глазами вцепилась в отросший ноготь на мизинце правой руки и одним резким движением вырвала его.
Когтистые лапы зажали челюсти пленника, не давая ему кричать и выплёвывать еду. Посланники Мелькора дождались, чтобы Майтимо проглотил то, что затолкали в горло, и летучая мышь рванула следующий ноготь. Воспользовавшись открытым для хриплого вопля ртом, крылатые твари запихнули в глотку пленника следующий кусок и снова зажали челюсти.
— Крепко держите? — спросила серая монстрица и, не дождавшись ответа, вырвала третий ноготь. — Можете отпускать. Пусть скажет «А-а-а!»
Когда на двенадцатом ногте еда закончилась, две из трёх мышей улетели, а самая крупная из них, серого окраса, осталась доделывать свою работу.
— Свет Священных Камней хозяина, — пропищала монстрица, отбрасывая очередной вырванный ноготь, — принадлежит только одному Владыке. И никто, — ещё один ноготь полетел вниз, — никто, слышишь? Никто! Не имеет права даже мечтать обладать величайшим сокровищем нашего господина. А тот, кто лишь допустит подобную мерзкую мыслишку…
С очередным вырванным ногтем Майтимо перестал понимать, что происходит и слышать речи мучительницы.
И только в тяжком полусне, каждый миг бросаемый болью за грань жизни, а чарами — обратно, пытался вспомнить слова Клятвы, и убедить маму, что она зря волнуется, ведь с её сыном всё в порядке.
О новой надежде
В мольбе не было слов.
Небольшое, полупустое, освещённое лишь двумя светильниками помещение, отделённое от королевских покоев спрятанной за гобеленом с Древами узкой дверью, погрузилось в безмолвие и покой.
Владыка эльфов Валинора стоял на коленях с закрытыми глазами и не двигался.
Он вспоминал.
И просил.
Понимая, что не в силах понять ни замысла Эру, ни планов Валар, Арафинвэ просто представлял лица детей улыбающимися, счастливыми, словно ни одна беда не в силах причинить боль Финдарато и Артанис.
Мольбу о счастье сына и дочери, ушедших далеко, невозможно выразить никакими словами, это больше, чем любые произнесённые фразы, это…
Тишина и Вера.
***
Звучащая над Валинором песня менестрелей полилась чарующими переливами волн, зазвенела трелями птиц, зажурчала весёлыми ручьями, созывая всех жителей Благословенного Края узреть великое чудо.
К священному холму, покрытому фиолетовой травой, искрящемуся светящимися крыльями бабочек, собирались эльфы со всех концов Валинора, и в сердцах, даже скорбящих и безутешных, воссияла надежда.
На Древах, чёрных, мёртвых, лишённых коры и листвы, появилось по яркому огню: серебристый — на Телперионе и золотой — на Лаурелин.
Присмотревшись, можно было заметить, что это бутоны, пока ещё крошечные, живые, покрытые росой и благоухающие. А менестрели пели о том, что отныне и навек свет будет озарять всю Арду, но Валинор — ярче.
Плотины, волнорезы, шлюзы и меняющийся мир
Первые эльфы, жившие с начала своей истории у дивного озера под звёздами, кардинально отличались даже от своих средиземских потомков, в том числе и сильным и независимым ни от чего желанием иметь как можно больше детей. Многие Квэнди, в чьих глазах не сиял врождённый свет Древ Валар, очень боялись, что их род прервётся, и эта тревога сохранялась, независимо от уже имеющегося внушительного количества потомков. Каждое новое поколение относилось к рождению детей спокойнее, поэтому Макалаурэ, смотря на прибывшего к нему на встречу Новэ Корабела, не мог не иронизировать, пока только мысленно, видя в манерах эльфа явное сходство с тщательно скрываемым истинным лицом своего деда Финвэ, которое можно было спрятать от кого угодно, но не от менестреля.
— Не ожидал, что ты приедешь самолично, Новэ, — учтиво напевал Макалаурэ, осторожно применяя чары, чтобы не оставить собеседнику возможности для лжи. Феаноринг чувствовал — перед ним лёгкая жертва.
— У Элу хорошие советники, — рассмеялся Корабел, осматривая берег реки у стен города Феанарион, — объяснили мне, как с ним можно договориться. Я сказал, что на севере на морском побережье во время строительства волнореза наберу столько жемчуга и серебра, что Элу придётся копать новую сокровищницу.