И взгляды на картине

Ещё хранят беспечность,

Но в рамку над камином

Художник вставит вечность.

Бродяги и поэты

Давно исчезли где-то,

Но вопреки сюжету

Глядят со стен портреты.

И живы все герои,

И счастливы, как прежде,

Гонимые судьбою,

Хранимые надеждой.

Мерцает позолота,

Висят картины в рамах.

Картины — это окна

В покинутые страны.

Хранят свои секреты,

Простое станет сложным,

И на границе света

Нам машет вслед художник.

Время не ждёт,

Унося и мечты, и любовь,

Но у мольберта художник встаёт.

И за плечом,

Привставая над сумраком вновь,

Время художнику кисти его подаёт.

Слушая Даэрона, понимая, что зря посмеивался над ним, сравнивая с наивными влюблёнными в принца девами, Келеборн вспоминал Валинор, Альквалондэ и тех, кого более никогда не суждено увидеть. И сердце больно щемило.

— Однажды, мой дорогой друг, ты споёшь то, что тронет моё сердце, — голос Лутиэн заставил вернуться из воспоминаний в реальность, и самозванец поспешил отойти подальше к столам и подставить слуге бокал, чтобы его наполнили. Встречаться взглядом с принцессой лжецу казалось небезопасным.

— Я всегда пою только для тебя, — вздохнул Даэрон, смотря на любимую взглядом, полным безнадёжного чувства, от которого не хотел и не мог избавиться.

Лутиэн рассмеялась и, трепетно коснувшись ладонями лица менестреля, поцеловала его в губы. Ласково и холодно. Такая нежность доставляла больше боли, чем радости.

Келеборн отвернулся, чтобы не хотелось высказать безвольному менестрелю, что нельзя позволять даже принцессе топтать свою гордость, ведь Даэрон не просто певец! Это поистине талантливейший музыкант, летописец и создатель письменности! Он был ближайшим советником короля, пока… Не влюбился.

И, конечно, теперь его уже не спасти, что толку говорить, как он неправ…

— Принц Келеборн, — шелестя лёгким искрящимся звёздно-синим платьем со шлейфом и ниспадающими до пола рукавами, Лутиэн, двигаясь, будто в танце, в одно мгновение оказалась рядом с самозванцем, — ты прекрасно воплотил свой замысел. Благодарю от души.

— Не стоит благодарности, — учтиво поклонился Келеборн и предложил Лутиэн вино.

Присутствие принцессы в опасной близости заставляло чувствовать постепенную потерю опоры под ногами. Энергия, струящаяся потоками ледяной воды, заставляла сжиматься, словно от холода, но ощущение было приятным, несмотря ни на что. Что-то похожее ощущалось рядом с Майэ Уинэн и обычно означало благосклонность Айну.

— Когда в твой дом пришла война, — серьёзно и заинтересованно спросила Лутиэн, — что сделали Владыки?

Келеборн растерялся. Он мог в деталях рассказать о действиях своего короля и принца, о содеянном Феанаро и Нолдор в целом…

— Это был неистовый шторм, — опустил глаза Тэлеро. — Неожиданный и яростный. И злоба охватила всех. Не стоит речам о страшном прошлом Валинора звучать здесь сегодня.

Лутиэн, моментально потеряв к самозванцу интерес, вспорхнула дивной птицей и улетела к своему певцу, чтобы снова приласкать его, доставляя нежностью больше мук, нежели счастья.

— Принц, — обратились к Келеборну сразу три девы, создававшие скульптуры для галереи, — эта выставка, твоё детище, поистине прекрасна! Нам было неописуемо приятно работать с тобой.

Смотря на прелестных эльфиек и с досадой вспоминая, как должен реагировать, изображая Вольвиона, самозванец подумал, что настоящего принца здесь всё равно никто никогда не видел, поэтому…

Подав девам бокалы и многозначительно улыбнувшись, Келеборн поднял тост, обещая, что это не последняя совместная работа, и новые проекты можно начать обсуждать уже сейчас.

— Придется отложить разговоры с прелестницами и побеседовать с королём, — вмешался в непринуждённое общение Саэрос, странно задумчивый, с отсутствующим взглядом, и Келеборн был вынужден следовать за советником.

Владыки Дориата стояли около огромного полотна высотой в три, а длиной — в четыре с половиной эльфийских роста. Рама была выполнена из переплетения золотых и серебряных ветвей всех видов деревьев, растущих в Королевстве-под-Завесой, на листьях блистала роса из белого и голубого жемчуга. С картины смотрело прекрасное лицо.

— Я не позволю реке затопить нас, — с уверенностью говорила Мелиан, когда Келеборн подошёл. — Даже если Эсгалдуин потечёт в обратном направлении.

Тингол, держа супругу за руку, казалось, не обращал внимания на её речи, произносимые для троих приближённых, а лишь всячески демонстрировал подаренное Новэ Корабелом ожерелье из чистейшего белого жемчуга.

— Скажи, Вольвион, — обратилась Мелиан к самозванцу, смотря куда-то вверх, — как укрепляли набережные в твоём городе? Была ли необходимость защиты от затопления или больших волн?