Они молча выкурили еще по одной сигарете, потом Семен резко поднялся.

— Вот что, земеля, я тебе скажу! Думай как знаешь, но выкручиваться тебе одному! Вряд ли кто за тебя впряжется при таком раскладе! И я не впрягусь, ты уж не обижайся, паря!

Не глядя на горько усмехнувшегося парня, Семен ушел. Гришка посидел немного и отправился за ним следом. Он не обижался на бригадира. Понимал, что у каждого своя дорога, а здесь — в особенности. А с Гришкой связываться — это же все равно, что приговор себе самолично смертный подписать!

Закрапал дождь — он был как раз под стать настроению. Гришка затянулся последний раз и, сплюнув, выкинул окурок. Потом встал и решительным шагом направился к бараку.

«Двум смертям не бывать!..» — неожиданно вспомнил он и чуть улыбнулся. Рука в кармане крепче сжала заточку.

Столкновение произошло все же неожиданно и едва не закончилось для Парфена трагически. Подловили его в сушилке.

— Ну что, падла, все, откашлялся? — услышал он позади себя голос и резко обернулся. Сердце захолонуло — на него пер Самосвал, а Калган, как всегда глумливо лыбясь, подпирал дверь.

— Лучше не подходи! — спокойным, но полным решимости голосом угрюмо произнес Гришка.

— Подойду, падла, да еще как подойду! — Самосвал надвигался на парня неотвратимой громадой.

Гришка выдернул заточку и молнией метнулся на врага. Старался садануть наверняка, но Самосвал шатнулся чуток, и удар пришелся все же вскользь. Тут же раздался рев: «Падла, он же меня зацепил!», и в следующий миг так садануло в скулу, что Парфен полетел кубарем в угол. Парень пытался встать, когда боковым зрением увидел движение и… калгановский ботинок впечатался ему в голову. Полыхнуло замысловатое сплетение молний на темном фоне — и сознание окутал мрак.

Окружающий мир вплыл в реальность каким-то белым размытым пятном. Затем оно начало сереть посередине и принимать очертания человеческой фигуры. Эта самая фигура чего-то говорила, но обращалась вроде не к нему. Гришка понял, что лежит на спине. Еще он понял, что пока жив. Где он и что с ним, Парфен и не пытался осознать. Жив — и то уже хорошо!

— Он жив? — вплыл в его сознание чей-то требовательный голос.

— Как видите, — ответил другой, почему-то очень недовольный.

— И когда с ним разговаривать можно будет?

— Суток через двое. Никак не раньше.

— Хорошо.

После этого голоса пропали и осталась только белая пустота. Затем и она ушла из сознания. Иногда появлялись какие-то картинки, в основном из прошлого, порой связанные какими-то конкретными событиями или образами, порой — какое-то хаотичное нагромождение нелепой череды отрывков. Иногда в сознании крутились просто обрывки калейдоскопов, цветных фейерверков — чего-то такого яркого. Сколько так продолжалось, понять он не мог.

В реальный мир вернулся после того, как его осторожно кто-то тронул за плечо. Парфен понял, что очнулся, и попытался открыть глаза. Удалось открыть только один — второе веко не желало разлепляться ни в какую. Да и правый глаз открылся только наполовину. Сквозь пелену он опять увидел человеческий силуэт, который приобрел на сей раз реальные очертания.

Это была Татьяна.

Она плакала — это он понял сразу. За ней стоял еще один человек. Вот его лицо приблизилось… Ага, Тарасов, собственной персоной! Ну как же без него!

— Он транспортабельный? Что вообще с ним приключилось?

Гришка закрыл глаз. Смотреть единственным оком было тяжело. В голове от напряжения запульсировало болью, и парень постарался расслабиться.

— Перевозить пока нежелательно.

— Нежелательно или невозможно? — послышался вновь требовательный голос московского следователя.

— Да возможно-то все что угодно. Что же человека-то не угробить! — голос откровенно злой, неприязненный.

— Я вас как врача спрашиваю!

— А я вам как врач и говорю: везти можно, но вы рискуете вызвать осложнение! У пострадавшего сильнейшее сотрясение мозга! Как он вообще жив остался, я удивляюсь!

— Как это произошло?

— Откуда ж я знаю? Наверное, как обычно: чего-то не поделили! Парню повезло, что в это время режимник с двумя вохровцами шел и услышал какие-то крики, доносившиеся из сушилки. Если бы не они — хана парню!

— А из-за чего они подрались, не знаете?

— Понятия не имею! Это вы лучше у того же старшего лейтенанта спросите. Он потом двух других участников драки допрашивал!

— Ясно.

Гришка узнал и второй голос — он принадлежал врачу их тюремной больнички. Больше вопросов не последовало, и вскоре Парфен услышал, как хлопнула дверь. Потом он заснул.