— Всегда к вашим услугам, — насмешливо ответил Олег и, взяв под руку Андрея, прошел с ним к своему столику.

Потом, когда уже закончился танец и девочки вернулись, Андрей увидел, как высокий издали подает им знак пройти с ними. Олег тоже заметил это и, решительно встав и извинившись перед девочками, сказал, что они с Андреем на несколько минут оставят их.

Андрей чувствовал, что ноги стали ватными, откуда-то снизу ползло к горлу липкое чувство страха, перехватившее дыхание, парализовавшее волю и затмившее сознание. О, как знакомо было ему это противное состояние. Сколько раз он пытался преодолеть его! И сейчас первым побуждением было уйти, но рядом был Олег, насупившийся, готовый постоять за друга и за себя, и Андрей обреченно побрел за ним. Но когда они уже почти пересекли зал, Андрей все же решился и, запинаясь, произнес:

— Может, не надо, а, Олег? Давай уйдем.

— Ты что? — возмутился Олег. — Подонков надо учить. Да ты не боись, — увидев, как побледнел Андрей, сказал он. — Главное — прикрой меня сзади. Понял?

Когда же они вышли в коридор, ведущий в хоздвор, Андрей сам не понял, как и почему он отстал от Олега, и зачем-то стал развязывать шнурки на туфлях. «Олег, безусловно, прав, возмутившись моим поведением, — думал сейчас Андрей. — Не отстань я, и того бы не случилось. Он, по сути, заступился за меня, а я... И потом, когда я увидел этих двух парней, вышедших из нашего подъезда с моим магнитофоном, почему спрятался от них? Я сразу узнал их: это те самые, кто бил Олега. Как же мне расплатиться за свою трусость? Ведь это за нее мне пришлось заплатить такою ценой. Рассказать все прямо и открыто — и про тот вечер в ресторане, и про монету... — Вспомнив о рубле Константина, Андрей испугался: — Нет, нет! О монете ни слова... Не могу я, не могу-у! Но смерть-то дедушки на моей совести, и я обязан обо всем сообщить в милицию. Сейчас же пойду и расскажу об этих парнях. Пусть это будет частичным искуплением вины перед дедушкой», — твердо решил Андрей. От обретенной решимости он приободрился и даже повеселел.

Это был конец. А как счастливо началось: весь вечер ему везло! Бледный, отрешенный от суетного мира, он шел напролом и каждый раз удваивал ставку. Гора жетонов возле него была так внушительна, что многие бросили играть и с тайной завистью и восхищением следили за тем, как он входил в союз с дьяволом! — выигрывал кон за коном, и высокий бесстрастный крупье без конца придвигал к нему новые партии заветных картонных кружочков. Вдруг он понял: надо остановиться, нельзя так долго испытывать судьбу. Всё! Хватит. Но ему только казалось, что он сам принимает решение. Крах обрел материальную форму — единственный, случайно упавший на пол жетон, который граф поднял и аккуратно положил на зеленое сукно стола. Зеваки не расходились. Теперь они упивались зрелищем, пялили на графа глаза, громко перешептывались, и шепот их звучал зловеще. Медленно, чуть пошатываясь на ватных ногах, он направился к выходу. Шум за его спиной усилился, перешел в гул. Или это гудела голова. Может быть...

С тех пор как много лет назад умерла во время родов его жена, а через день скончался отец, он все время нес ношу вины перед богом, с годами это чувство росло и не давало покоя: он не поспел ни к смертному ложу отца в родительский дом, ни к умиравшей жене, которая родила ему сына. Он играл. Порфирий разыскал его под утро, когда было поздно. «Как же так, ваше сиятельство? — с укором сказал ему тогда плачущий старый слуга. — Как можно-с?»

Первые три года после рождения Саши он не подходил к зеленому столу: нянчил сына, ругал кормилицу, которая, казалось ему, не так глядела за ребенком. Потом его полк перевели на Дальний Восток, взять с собой малыша он не рискнул, оставил на попечение доктора. Началась русско-японская война, он был ранен под Мукденом, получил повышение с переводом в Туркестан. Два раза приезжал на короткое время домой. Саша дичился отца, боязливо поглядывая на чужого ему статного офицера. Лишь однажды, сидя на коленях у Василия и с интересом разглядывая Георгиевский крест, на мгновение прильнул к его груди и тут же убежал играть с Димой, сыном доктора, рослым, красивым мальчиком, который был на четыре года старше Александра.

Граф заговорил было о том, что надо взять сына с собой, но доктор быстро убедил его: ребенок не походное снаряжение, нечего таскать его за собой, ему надо учиться. Василий быстро согласился и больше уже не возвращался к этому вопросу.

Через несколько лет, когда Саша учился в седьмом классе гимназии, граф вышел в отставку и приехал с твердым намерением забрать сына с собой в Петербург, где он решил обосноваться. Но доктор и слышать не хотел об этом. Он так и сказал: «Вы ненадежны, граф, извините за прямоту». Дмитрий к тому времени поступил в Петербургский университет на юридический факультет, доктор и Саша жили вдвоем в большом доме у моря. Граф продал родительский особняк, взял отцовскую коллекцию, которая хранилась у доктора, и уехал.

Первое время судьба повернулась к нему лицом: он выигрывал, и продолжалось это довольно долго. Потом за один вечер он проиграл все, что имел, и еще влез в долг. Тогда-то его и осенила идея — основать нумизматическую фирму и распродать знаменитую отцовскую коллекцию, а заодно найти настоящих покупателей на рубль Константина. Это сразу дало бы ему состояние.

У него были на этот счет соображения, реализация которых давала возможность заработать на задуманном предприятии состояние, однако для осуществления намеченного была нужна вывеска: под своим именем Василий начинать дело не решался. И тогда он вспомнил о Вере.

Она встретила его тепло, с радостью. Вот уже шесть лет, как она вышла замуж за купца и жила той добропорядочной и размеренной жизнью, о которой мечтала в бурной молодости.

Внимательно выслушав графа, она задала лишь один вопрос:

— Позвольте полюбопытствовать, на что направлено ваше предприятие, не может ли оно повредить нашему дому?

Василий помолчал — врать ей он не мог. Потом тихо ответил:

— Не знаю...

— Граф, вы не обидитесь на меня, если я вам откажу? Я не игрок и не могу поставить на карту честное имя супруга. Бог не дал нам детей, и кроме мужа у меня нет никого. Я искренне вас люблю, но, смилуйтесь, это выше моих сил. Тот образ жизни, который вы ведете...

...И вот сейчас он проиграл медальон, который Юлия подарила сыну в день совершеннолетия. Хватит. Кто выходит из игры, тот ее проигрывает. Ну что ж, он выходит... Карта под именем Жизнь — бита. Выход оказался настолько простым, что он искренне удивился тому, как долго пришлось его искать.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть.

— Барин, к вам пришли, — голос горничной казался неправдоподобно громким, — откройте. Оне там, господин пристав.

...Нажимая курок, он еще успел вспомнить сына, который много лет назад играл, сидя у него на коленях, и внезапно прижался к его груди.