Шрифт:
– Это могут и яичники оказаться, – задумчиво произнесла врач, – надо проверить на всякий случай.
Сделать это можно было только в дежурном роддоме. Они сели на маршрутку и поехали. Для удачного УЗИ нужно, чтобы мочевой пузырь был полный. Еве дали литр воды, велели пить и ждать. Узистка звала на процедуру уже на предпоследней минуте терпения. Не торопясь, искала яичники, пока случайно не зашла коллега и не воскликнула:
– Ты что, не видишь? Она сейчас описается! Отпускай ее в туалет.
Так быстро, как тогда, Ева еще не бегала.
Потом ждал осмотр гинеколога. Студентки-практикантки обступили ее и уверяли, что это беременность. Может, даже внематочная.
– Какая беременность? Вы что?! Я девственница еще.
– В 22 года? Что ж, врач посмотрит, – скептически отвечала ей одна из них.
Врач оказался мужчиной. После трех дней лежания тряпочкой на стеснение у Евы уже не оставалось сил.
– Поедешь на скорой или сама справишься? – спросил доктор.
– Куда?
– На операцию. Аппендицит у тебя.
О, нет. Только не это. В этот момент у нее все прошло. Не осталось ни тошноты, ни боли под ложечкой. Ничего. Подумала: «Лучше бы уж беременность». Ева выздоровела резко и хотела только одного – домой, но путь лежал в следующую больницу. И снова завертелась процедура опросов в приемном покое. Ева разревелась. Не могла рассказывать об этом и понимала, что прибыла в конечный пункт путешествия и отсюда не сбежишь.
– Экстренная операция. Третий день уже, может быть перитонит, – заключил врач.
Ее увели наверх. Одну. За свои 22 года Ева никогда не лежала в больницах, не знала, что там делать и как себя вести. Было страшно.
– Пошли – ты следующая, – медсестра особо не церемонилась.
– А наркоз?
– Будет тебе наркоз, местный, не переживай. – У своего поста медсестра поставила ей укол и повела в операционную.
Там ее положили на стол и начали привязывать руки и ноги бинтиками. «Зачем это? – судорожно думала Ева. – Что они собираются делать?»
– Подождите! Я все чувствую! – голос дрожал, руки тоже.
– Наркоз еще не ставили. Он будет вокруг разреза, чтобы обезболить кожу. А там внутри нет нервных окончаний, боль не почувствуется.
Ага, конечно. Перед лицом на палке висела простыня и загораживала обзор. Вокруг стояли студенты-медики. Врач, которая оперировала, приходилась преподавателю Евы по дифференциальным уравнениям родной сестрой. Она мило болтала об университете, пока резала, расширяла, учила студентов и искала аппендикс.
Перед тем как уйти на операцию, Ева видела из палаты, как мама ходит по коридорам и договаривается. О косметическом шве. Ева не понимала его важность. «И хороший наркоз дайте, – просила мама, – я заплачУ».
Местный наркоз – это просто издевательство. Все операции Евы проходили под таким, и на всех она чувствовала боль. Противно. Кажется, что внутренности не просто перебирают руками, а достают, тянут, приподнимают, и все это электрическими разрядами отдается до самой диафрагмы. Время замедляется, порой совсем останавливается. И кажется, конец никогда не увидеть. Мерзнут ноги. Превращаются в недвижимые ледышки. Почему в операционных всегда такая холодища и не разрешают надеть хотя бы носки – непонятно.
– Вот он, смотрите! Наконец-то нашла! – радостно вскрикивает хирург. – Он вверх загнулся! Иссекаю.
Ева закатывает глаза.
– Показать тебе аппендикс? – спрашивает врач
– Не надо!
Она работает. Ева видит над белой простыней только лицо. Красивое. Оно ей нравится.
– Так показать? – уточняет врач.
– Ладно, покажите.
Отросток оказался размером с мизинец, да и похож на него. Ничего особенного. Ева представляла его крупнее.
– Придется ставить трубку. Ничего, главное – вовремя успели.
Косметический шов не получился. Но больше волновала трубка, которая торчала из живота. И когда отошел наркоз, боль хлынула напалмом.
На следующий день Ева с трудом, но встала в туалет, хотя ее уверяли, что желание туда идти будет обманным. Ноги дрожали, шла по стеночке. Медсестра стучала в дверь и спрашивала, не упала ли она там.
В этот раз держалась крепко, но когда пригласили снимать швы и оставили в коридоре в очереди – все-таки потеряла сознание. Первый раз в жизни. Это было прикольно. Сначала люди превратились в плоские серые силуэты, затем от них остались только контуры потухших фитильков. Холодный пот и вниз по стене. Хорошо, что люди добрые подхватили.