Утром мы, как обычно, позанимались. А эти были на горе, и сверху они могли нас видеть, как на ладони. После мы зашли за дом, из досок рыбачий домик, где нас уже не видно, и начали производить специфический шум. Я бил бревном в стенку домика, а Ступа при каждом ударе издавал дичайший вопль "кия-я-я". Короче, грохот на все ущелье – ребята занимаются. Так вот, после этого вся эта московская тусовка по струнке ходила.

Туда, в горы, мы даже взяли с собой грушу килограмм, наверное, в двадцать, и мы все это пёрли с собой. Да там даже сесть нельзя было, такой вес – посуда, инструменты. Сядешь, без помощи не встанешь, реально. Мы в два этапа прошли 8 километров по берегу, с ночёвкой. Даже двуручная пила, и та была, мы шли, вообще, очень серьёзно, как древние японцы.

Горы рядом с Краснодаром, два часа – и ты среди них, а они существуют миллионы лет, и я познакомил Костю с этим ощущением.

В Краснодаре есть такой район, Затон, мы там снимали частный дом, бегали по утрам. Ступа потерял эти фотографии, он же накачался и был здоров как бык, реально, Ступа был мышцатый, так что и гопота побаивалась нас задевать.

Там, на Затоне, есть громадное дерево, тополь, обхватов в восемь, чудовищное дерево, и возле него мы поклялись, что поедем в горы и поймём наконец, что нам делать в этом бестолковом мире, и я сказал: давай год проживём всего-то, ведь, гляди, уже по тридцатнику, а мы пни пнями. И Костик согласился.

Мы уехали в горы, специально, чтобы воспитать свой дух, мы даже до половины построили избу из дубов, мы там, видите ли, работали, а не только развлекались.

Но год мы там не протянули и вот почему. Как-то сидим с рыбаками и заходит такой разговор. “Слышь, – говорит один, – там в лесу кто-то захуярил сруб, вот так, по пояс. Оно же за каждое дерево штраф 10 штук, реликтовый лес!” И на нас смотрит. Здесь мы понимаем, что он про наши труды в поте лица, это не то слово, мы работали как проклятые. “Не видали чего?” – “Нет, – говорим мы, – на хер нам леса”. А там дубов положили штук 30. Думаю, что они догадались, но не сдали нас егерю. А как ты думаешь, можно без избы протянуть год, зимой? Это ж не квартира: стал жопой к батарейке и грейся.

Ну что ж, это была отчаянная попытка вырваться из омута повседневности, по крайней мере мы попытались! 3 *

Меня закрыли по глупости. Я сделал татуировку одному челу, и он в благодарность насыпал мне пятку травки, и я поехал домой. И вот обычный патруль: “Ваши документы”. – “Дома”. – “Что в карманах?” А там этот мизер. Дали мне полгода. Вся зона смеялась над этим сроком. Я вышел и поехал в Орёл, нашёл Ступу, а он за это время уже успел схватить заразу и т. д. Мы встретились в “Далласе”, не знаю, есть сейчас такое кафе или нет, возле “Салюта”. Ступа на кураже объявил, что поймал ящур.

Какой ещё ящур? Он рассказал про ВИЧ. Мне было больно видеть своего товарища, с которым мы бок о бок прожили более года. “Ну как?! – заорал я. – Как ты всего-то за полгода умудрился так влипнуть?” Ступа замычал, он всегда мычал, когда нечего было сказать. Засунул пятерню в хаер, нёс чего-то о панк-роке, приводил в пример Элвиса Пресли.

Я понял, что он опять на системе, и все наши жаркие беседы и споры коту под хвост. Я сказал тогда: “Ступа, больше ко мне не подходи, ты как та свинья, что зарекалась говна не жрать, а тут бежит, а их два лежит”. После он ещё приходил, но я в злобе своей не открывал ему дверь, о чем сейчас искренне жалею».

Вернувшись из Краснодара, Константин не задержался на свободе.

Удалось «поднять» точные даты и статьи судимостей Константина Ступина начиная с 2005 года (до этого времени точных данных не сохранилось): 25.10.2005 – ст. 161, ч. 1; 09.04.2008 – ст. 158, ч. 1; 15.04.2008 – ст.158, ч. 1; 02.11.2008 – ст. 158, ч. 2.

Ростислав Терехов: «Где-то в 2000-м я случайно встретил Костика. Он рассказал, что вернулся только что из Краснодара и находится в розыске, сказал, что неплохо было бы встретиться. Я согласился, но встречи не произошло – Костик уехал в свою очередную “командировку”».

Период с 2000 по 2013 год можно описать коротко – украл, выпил, в тюрьму. Здесь нужно подчеркнуть очень важный факт: Ступа

никогда и никому не писал с зоны писем с просьбами закинуть чайку, сигарет и тёплых носочков. Он не любил быть кому-то обязанным, что-то просить и в целом был даже стеснительным.

Да, по пьяни он частенько стрелял мелочь у ларька, но это немного другое, и, опять же, это ни к чему не обязывало. Вместо просьб о помощи с воли он предпочитал сидеть на голяках, ему было проще, если те, кто по ту сторону забора, считали, что он умер. Ступа приспосабливался к лагерной жизни сам, без чьих-либо подачек.

Да мало ли зэков, о которых забыли друзья и родственники? Сами виноваты! В следующий раз думать будут! Если, конечно, доживут до следующего раза. Ступа доживал, чувствуя чью-то незримую заботу сверху. Так получалось, что на его пути, хоть и нечасто, но всегда в нужный момент, встречались те, кто оказывал нужную поддержку.

Сергей «Мёд» Медов: «Сидели мы с ним вместе на одном лагере, в одном бараке жили, был он у нас дневальным. По нему сразу было видно, что со здоровьем всё плохо, и никто не удивился, что у него ВИЧ. Мы были на 19-м, а это не самый хороший лагерь на ветке Мордовии, на тот момент – один из хреновейших. То есть работать в промке на уровне всех остальных зэков для Костика было смерти подобно, да и возраст у него был не юный, мягко говоря.