Справедливым будет замечание, что выводы логичнее сделать в конце повествования, но мы рискнём прервать хронологическую цепь ради отступления, цель которого – взглянуть на происходящие в дальнейшем события под определённым углом.

Любителям приключений можно пропустить следующую главку. Приключений будет ещё предостаточно, ведь мы даже не подобрались к финалу первой части.

Если бы мы спросили у Константина, что он думает об этой книге в разговоре не для интервью или на камеру, то, скорее всего, в ответ услышали бы ещё одно фирменное выражение: «Когда я думаю, мне больно». Возможно, он услышал его в каком-то фильме, возможно, придумал сам, и, если бы перед нами стояла задача охарактеризовать Ступу в двух словах, эта фраза подошла бы на все сто.

Не торопитесь с выводами. При общении с Константином бывало трудно понять, говорит ли он о действительно наболевшем, или это сиюминутный порыв, или вовсе прикол. Такой уж был человек. Интерпретировать можно по-разному, и если кто-то ещё возьмётся создать его словесный портрет, то, вполне возможно, что он будет в корне отличаться от представленного в этой главе, однако это не будет означать, что в нём меньше жизненной правды, просто это взгляд другого человека.

Данное описание основано на четырёхлетнем плотном общении, можно даже сказать, работе, в ходе которой приходилось вникать и предугадывать Костино настроение.

Вернёмся же к нашей фразе – что это за мысли, от которых «больно»? По большему счёту это мысли о завтрашнем дне. Ведь решать насущные, повседневные вопросы, как это делают все «обычные» люди, Константин не хотел. Будничная рутина навевала на него тоску настолько, что он даже не всегда знал, будет ли что поесть на следующий день. Главное, чтоб тупая действительность не сжимала свои тиски.

В тюрьме весь срок – это один большой день, нет необходимости думать про грядущее, завтрак, обед и ужин по расписанию, а значит, там нет «боли». Поэтому в неволе Константин чувствовал себя относительно комфортно, вёл себя тихо и смирно. «Тюрьма и болезнь – во благо», – заявлял он.

Физическая боль и лишения, как в тюрьме, так и на воле, не были особой проблемой. Даже если решение не находилось, Константин умел стоически переносить все невзгоды.

Но почти всегда решения находились. Например, на зоне трудно попасть к стоматологу, а зубная боль становится невыносимой. Тогда можно сжечь газету: бумага сгорит, мышьяк, используемый при печати, собирается и закладывается в дупло.

Если на воле захочется есть, а денег нет, то это тоже решаемо. Ведь можно вынести из ближайшего магазина пару банок тушёнки и пообедать.

Константин всегда откровенно говорил о себе, не считая нужным скрывать свои отрицательные качества. Есть много примеров из его личной жизни, но наиболее очевидно эта черта просматривается в творчестве, хотя, наверное, жизнь и творчество – понятия неразделимые, если мы говорим о Константине Ступине.

Для наглядности сравним Ступу с другими известными и не очень музыкантами. Ни для кого не секрет, что торчали многие рокеры. Кто-то говорил, что подсел из-за болей в желудке, у кого-то была бессонница, кто-то «случайно» попробовал и затянуло. Лишь некоторые завуалированно поднимали тему наркозависимости в своих песнях, однако для большинства она так и осталась табуированной. Мол, не было ничего.

Ступа же никогда не стеснялся. Тему кайфа в своих песнях он раскрыл полностью и безапелляционно. И это не выглядит какой бы то ни было пропагандой употребления. Скорее наоборот, это честная, горькая и щемящая летопись знатока «кайфа», который принимает любой выбор своего слушателя, никогда не осуждая. И ждёт от слушателя того же самого, ведь «пушистый хвост лисицы не оставил следы».

Юмористическое творчество, ставшее популярным в Сети, также подтверждает вышесказанное. Некоторые ролики вызывают недоумение и немой вопрос: «Зачем эта клоунада рокеру?» Ответ прост: юмор, как и музыка, как и наркотики, – это ещё один способ избавления от боли.

Многие рокеры для имитации откровенности прибегают к нарочитым матерщине и пошлостям. Ступе же не нужно было этого. Всё его творчество – это открытая книга. Каким он был, таким и предстаёт в своих песнях. Нет ни одного неискреннего слова. И про «боль», и про «кайф» Ступа вещал от самого сердца.

А вот грех, к которому Константин совершенно точно не был склонен, – это уныние. Он смеялся даже смерти в лицо и делал это совершенно искренне, так как по-другому не умел, и это, конечно, его поразительное качество.

А теперь перейдём к часто задаваемому вопросу: как всё-таки Ступа относился к Цою и остальным акулам рока. Отвечаем.

Чтобы картина была наиболее ясной, нужно понимать, как Ступино поколение в целом реагировало на появление этих звёзд. Цой для Ступы был таким же оппонентом, как для Цоя «Ласковый май». Слушать Цоя означало быть таким же, как все, а это просто неприемлемо, и наполнение творчества тут уже второстепенный факт. «Быть таким, как все, с детства не умел, видимо, таков в жизни мой удел».