А потом… Сабуров.

Точнее, его начавшая мелькать в разных высоких кругах охранная фирма. Не знаю, что за мужики у него работают, но не меньше, чем терминаторы, раз почти все мои партнеры резко переключились на услуги «Щита». Еще и мне советуют, мол, при моих доходах и конкурентах давно пора позаботиться о личной безопасности.

Меня коробит от одной мысли, что однажды мы снова встретимся лицом к лицу. Это случится. Потому что жопная чуйка меня никогда не подводила, а в отношении Сабурова, как показала жизнь, она вообще работает безотказно.

Я поглядываю на Нику, но она увлеченно разглядывает мелькающий в окнах пейзаж.

Правильно ли я поступил, вернув ее домой? Два года - большой срок даже для человека, чья стальная несокрушимая воля до сих пор вызывает у меня восхищение. А в этом мире не так много вещей, которыми я готов искренне восторгаться.

— Я думал, ты сразу же позвонишь кому-то из родных, - говорю нарочно расслабленным тоном, чтобы не выдать подноготную простого вопроса.

У Ники уже давно есть свой телефон, который, конечно же, все равно полностью под моим удаленным доступом. Конечно, я не такой идиот, чтобы верить, будто в те дни, когда я не был рядом, она не пыталась раздобыть другой и выйти с кем-то на связь. Но только если бы она это сделала - я бы все равно почувствовал последствия. Можно называть это самовлюбленностью, но я предпочитаю считать это профессиональным чутьем. Именно оно в свое время помогало мне безошибочно чувствовать изменения ветра и вовремя разворачивать бизнес «по новому курсу». Если бы Ника что-то рассказала кому-то из близких (подозреваю, это была бы коза Алёна), я бы почувствовал изменения. Потому что они рано или поздно все равно бы всплыли на поверхность. Собственно, это тоже одна из причин, по которой я поддерживаю связь с ее нищим семейством. И еще чтобы быть уверенным, что ее корыстная мамаша целиком на моей стороне, и если однажды моя непослушная птичка решит сбежать - дома ее точно не встретят с распростертыми объятиями.

— А мне можно?
– задает встречный вопрос Ника, при этом глядя мне в глаза с плохо скрываемым щенячьим заискиванием.

Внутри подымается приятное тепло триумфа. И я, раздобрев после неприятного сообщения Тамары, благостно протягиваю ей свой телефон. Ее норвежский теперь у меня. Нужно будет выделить время, чтобы подготовить новый, тоже с удаленным доступом и активной геолокацией. Даже если Ника тайно заимеет свой собственный - я все равно рано или поздно об этом узнаю. Но… прошло два года. Два безупречных года, за которые они ни разу не дала мне повод усомниться в том, что на этот раз намерена сдержать слово.

Пока она набирает номер матери и счастливо щебечет в динамик, я вспоминаю видео ее выступления. Оно так будоражит воображение, что приходится поерзать на сиденье, чтобы хоть как-то разбавить напряжение в паху. Иногда я ощущаю такую сильную зависимость, что готов плюнуть на все и придушить мелкую дрянь за то, что непостижимым образом умудрилась пробиться мне до самого мозжечка и даже глубже. Но потом я вспоминаю, ради чего все это, и переключаюсь на другое. Возможно теперь, когда мы все время будем рядом, я смогу утолить жажду и избавиться от противной зависимости.

Пока Ника взахлеб рассказывает матери, что везет им всем настоящие норвежские свитера и сувениры, я достаю второй телефон и набираю сообщение Виктории: «Есть работа для тебя, заеду сегодня после одиннадцати». Сообщение долго висит без доставки, и я напоминаю себе, что после того, как эта мартышка отыграет свою последнюю роль, я избавлюсь от нее без сожаления. Не сделал этого до сих пор только потому, что она оказалась на удивление живучей и каждый раз, когда я собирался ее слить - случалась какая-то хуйня, которую она помогала решить теми способами, ради которых я и взял ее на обеспечение. Не хочется нести бред про судьбу, но в случае с мартышкой все до смешного именно так и выглядит.

«Я занята», - отвечает она только через пятнадцать минут, когда прошу водителя заехать сначала в офис, чтобы я успел поставить подписи на срочных документах.

Что это блядь, за новая манера?!

Чтобы убедиться, прокручиваю нашу с ней переписку. Точно такое «не могу» она выдала две недели назад, а в прошлом месяце, когда должна была сопровождать меня на ужине со столичными, пиздела, что у нее месячные и какая-то женская болячка, что стоило мне кругленькой суммы на тёлок из эскорта.

Дважды за пять недель мартышка отказывалась выполнять свои обязанности, и вот опять. Это откровенный плевок мне в лицо.

«Если в 23.00 я не застану тебя дома или застану бухую - в 23.01 ты автоматически станешь бездомной».

Сразу после отправки сообщения выключаю телефон и засекаю время. Включу его через пару часов, и, если борзая шкура к тому времени не завалит меня сообщениями и звонками, значит, это будет первый в моей жизни случай, когда я так сильно ошибся в женщине.

Я отпускаю водителя и сам заношу наши с Никой сумки.

Моя маленькая девочка опасливо переступает порог и озирается с видом кошки, которая подозревает присутствие злой псины на своей территории. Зря. У меня есть железное правило - я не вожу шлюх в свою семейную квартиру. Именно поэтому и купил жилье с нуля прежде, чем жениться на Нике.

— Все хорошо, она не кусается, - говорю, когда Ника снимает обувь и опасливо одергивает руку от дверцы шкафа.

Помогаю ей снять пальто и провожаю в гостиную.