Шрифт:
Жаль только, что так впустую потратил время.
И не был рядом, пока она заново училась делать первые шаги.
— Я боялась, что Олег меня найдет.
– Она вздрагивает, как будто ей становится морозно от одного только имени.
– Он приехал с тобой? На улице? Здесь?
Вера немного отклоняется, смотрит на меня с немой мольбой. Я почти забыл, какого невероятного цвета у нее глаза, и как ей идут большие круглые очки в стиле Гарри Поттера. Когда мы познакомились, она была почти в таких же. А потом я всегда видел ее без них. Наверное, Олег настоял, чтобы носила линзы - он всегда брезговал женщинами с явными «физическими дефектами», а мне всегда нравились девушки в очках, особенно в обнимку с книгой из моей любимой серии. Правда, сочетание очков и книги я встретил только однажды. И это чудесное «сочетание» продолжает смотреть на меня огромными заплаканными глазищами. Она точно намного меньше плюшевого медведя. Хорошо, что медсестра не разрешила затащить его в палату.
— Олег не знает, что я здесь, - успокаиваю ее.
— Это очень хорошо.
– Малышка выдыхает и, наконец, кое-как улыбается.
– Прости, что я похожа на соплю.
— Ты похожа на Пьеро, - немножко подшучиваю над ней.
— «Пропала Мальвина, невеста моя…» - напевает Планетка и я, выдохнув, ржу.
— Ладно, Планетка, если хочешь - буду твоей Мальвиной.
— Лучше Артемоном, - серьезно предлагает она.
— Ага, трехголовым и огнедышащим, как Цербер.
Потому что хрен отдам ее кому-нибудь.
Глава четвертая: Венера
Глава четвертая: Венера
— Если ты не вернешь меня на планету, я привыкну «ездить» у тебя на руках и стану твоей рыбкой-прилипалой.
Но наперекор собственным словам еще крепче обнимают его за шею.
От него снова пахнет чем-то очень мужским. Кедровой корой, которую потомили над огнем, и еще солью холодного моря в дождливую погоду. Я прижимаюсь носом к тому месте у него на шее, где заметно выпирает вена, осторожно и стыдливо прикасаюсь к ней губами, чтобы почувствовать, как в токе крови уверенно и спокойно бьется сердце моего Меркурия.
— Ты видела этих рыб, Планетка?
– Он посмеивается в своей любимой ироничной манере, которую легко принять за насмешку, но которая - я знаю - просто часть его самого.
– Они безобразные, пипец.
— Ну, в общем…
Я собираюсь сказать, что сейчас еще меньше тяну на красотку, чем когда была здоровой и сильной, но не успеваю, потому что он осторожно оттягивает меня от себя, прихватывает за подбородок двумя пальцами и заставляет смотреть прямо на него.
Господи, у него седина на висках. Совсем немного, с десяток белых ниток. Не повод для паники, их видно только потому, что волосы у Меркурия черные как смоль. Но я почему-то даже думать боюсь, что стало причиной их появления. Когда мы виделись в последний раз - как будто в другой жизни и в параллельной реальности - этого точно не было.
— Что?
– Макс так пристально меня рассматривает, что начинаю нервно поправлять волосы. Вспоминаю, что вернулась с процедур и после резиновой шапочки для купания у меня на голове тот еще «милый беспорядок», хотя я и причесывалась.
– Я ужасно выгляжу… Прости.
— Дурочка, - серьезно, но беззлобно ругается он.
– Не говори больше эту херню, хорошо? Просто забудь, что в твоем словарном запасе существуют такие слова.
— Может, тогда заодно избавиться от всех зеркал?
– потихоньку шучу я, но только чтобы не расплакаться.
— Без проблем, покажи какие из них тебя смущают.
— И еще - чайные ложки, - продолжаю перечислять.
— Планетка, ты охуенная.
– Меркурий еле заметно тянет вверх уголок рта, пытаясь изобразить коварную улыбку.
– А вот сейчас почти румяная как яблоко Раздора.
Я никогда не привыкну, что в одном и том же мужчине может сочетаться и сексуальная улыбка, и бархатистый голос, и звериная жесткость и, - господи, спасибо тебе за это!
– острый ум и начитанность. Никто и никогда не называл меня Яблоком Раздора. А он даже «малышкой» называет меня как-то совершенно по-особенному.
— Может, погуляем?
– предлагает он и как будто даже слегка смущается собственного порыва.
– Тут парк рядом, такой… как раз для романтичной девочки.
— Я знаю, - говорю заговорщицким шепотом, - я там каждый день катаюсь.
— А могла бы и промолчать.
– Он тянется к моему носу и звонко щелкает зубами около самого кончика.
Но, когда Макс осторожно сажает меня на кровать и начинает оглядываться в поисках вещей, на меня внезапно очень сильно накатывает… Я не знаю, как назвать эту вакханалию чувств, потому что они перемешаны и переплетены между собой, как клубок ядовитых змей. И пока я пытаюсь увернуться от зубов одной - остальные подло жалят в спину.
Я, конечно, уже не такая немощная, как до операции, но после физиопроцедур у меня болит практически каждая клеточка тела. Встать самостоятельно у меня точно не получится, а ходунки… до них я вряд ли дотянусь, даже если каким-то чудом отращу трехметровые руки.
Я абсолютно беспомощная.
Я не могу даже просто идти рядом с любимым человеком и держать его за руку.
— Ты надолго?
– Этот вопрос вряд ли нужно задавать сейчас, потому что звучит он так, будто мне уже не терпится от него избавиться.